Ирина Мист - Эстетический заговор. Заметки о перформансе

Может, позабыла кого? А какой внутренний ребёнок живёт внутри вас?

Тема искренности терзает меня. Нужна ли? Насколько? Я не о наглом вранье сейчас, не об искажении и подтасовке фактов. Но не всегда разберёшь, искренне это сейчас или ложь. Может, солгать сейчас честно? Для меня – честно? А, может, я лишь играю? И сыграть – искренне для меня?

Искренность неоднозначна. Актёр исполняет роль. Играет. Но, если роль сливается с его историей хотя бы частично, он играет роль или проживает личное?

Приходишь на переговоры. Игра или реальность? Ложь или искренность? Заранее вытаскиваешь роль, свою родную настоящую роль. Вряд ли уместна роль мамочки, любовницы, фантазёрки и ещё десяток живых настоящих граней.

Ложь? Не для меня. Для меня так естественно подстроиться к человеку и обстоятельствам, самой распределить роли, которые послушно будут играть все. Как отнестись к этому? Как к игре? Возможно. И для меня это честно.

Затворяю дверь, захожу в лифт, переключаюсь с делового общения на личное. О, внутри зреет обида. Буду ли я честно размахивать сим фактом перед чужим носом как флагом? А, может, честно промолчать, потому что роль обиженной – не моё амплуа. Мне стыдно обижаться, это так недостойно, по-детски. Я могу признаться, что мне больно. Но стоит ли?

Для меня порой честно промолчать. Может, это ложь. Но для меня сейчас может быть честно не знать правды. Может, я не готова её слышать. Я иногда боюсь её. Ложь даёт возможность сохранить лицо. В правде – с чем столкнёшься? С собственной ненужностью? Никчёмностью? С тем, что с тобой живут только из жалости? И самым близким я боюсь задать вопрос о себе.

Может, чтобы не потерять ещё кого-то из них.

В западной культуре долгое время тело считалось вместилищем грехов. Сейчас многое изменилось. Но, рассуждая о телесных удовольствиях, как же часто натыкаешься на ту же греховность.

Наслаждаться – грех.

Дарить телу наслаждение – грех.

Прокатите по языку слово «наслаждение» – что приходит на ум сразу? Мне – секс и всё, что связанно с ним. И только потом рассуждаю о том, что наслаждаться можно и нужно мелочами. Простыми повседневными вещами.

Пью охлаждённый чай с мятным сиропом и кусочками льда. Пару лет назад из этого кафе исчез обожаемый мною травяной чай с ромашкой в треугольных пакетиках из органзы. Сегодня не оказалось зелёного чая с мятой – пришлось пить охлаждённый. В который раз убеждаюсь, что чай может быть только горячим. Даже в жару он – идеальное питьё для меня. Сейчас – во рту металлический вкус. Добавленные в чай несколько капель мятного сиропа с каждым глотком подмораживают горло. Скинула туфли на тонких стилетах – и ноги мёрзнут на металлической подставке. Не пишется. Зато в наушниках Вагнер, включённый на повтор, чтобы перебить болтовню посетителей кафе и чужую музыку фоном

Сложно наслаждаться мелочами. Я так часто убеждаю других, что нужно, а сама каждый день пишу список из десяти наслаждений, чтобы не забыть подзарядиться порцией позитива.

Кто-то утверждает, что людей нужно ругать, кто-то хвалить. Предпочитаю второе. Слишком уж часто ругаю себя. И самый жестокий критик – живёт внутри.

Мне, как человеку, практикующему телесные практики, сам Бог велел относиться к телу, как к источнику вдохновения. А для меня ценность того, что чувствует тело, невелика.

Мне всегда казалось, что кардинально новое не может родиться из желаний тела. Возьмём спектакль «Быть с женщиной». Исследуй я этот вопрос через тело, что могло бы родиться? Через тело можно исследовать плотское наслаждение, женскую сексуальность, не эту ведическую ерунду, о которой вещают на каждом углу, а обычную женскую. То самое порочное наслаждение.

Следуй я за собственной эмоциональностью – так и не определилась бы, что значит быть с женщиной. На тему «Быть с мужчиной» – могла бы сказать многое. А с женщиной? Какие эмоции? С каждой женщиной по-разному. Двигаться от мыслей – глупые рассуждения.

Но я рискнула погрузиться туда, куда страшно по-настоящему, сунуться в расщепление личности, понимая, что затянет, разорвёт, а соединить воедино – то ещё искусство. И этот опыт гораздо больше, чем телесный, эмоциональный, мыслительный. Каждый день я доставала из стопки карт картинку, из другой – вытаскивала текст, чтобы глубже нырнуть в тему. Карты – прямая дорога даже не в мысли. Глубже. В чужие мысли, в своё подсознательное, смешанное с подсознательным других.

Я бы остановилась ещё на одной мысли. Желания тела, эмоции, мысли заключены в теле человека. Закончив, нет ничего проще – разобрать танец по кусочкам, как в практике аутентичного движения. Но особенно ценно, когда я в танце, чувствуя каждое своё движение, начинаю беседовать с кем-то. И не всегда это те, кто был в моей жизни, даже если вопросы, ответы на которые я хочу получить, относятся к ним. В этот момент я больше, чем тело, больше, чем эмоции, чем мысли. Потом, прокручивая по кусочкам танец, дрожа от страха, спрашиваю: «Что за сущности, с которыми я разговаривала?»

Действительно ли так важно услышать правду о человеке? Докопаться до изнанки? Может, проще успокоиться и жить с картинкой? Нарисовали себе картинку по первым фразам, по первой встрече и лишь слегка корректируете время от времени.

Зачем провоцировать показать хотя бы кусочек теневого, потаённого, не для всех? Я со своей тёмной Тенью знакома достаточно близко. Но вы, действительно ли вы хотите её увидеть? И готовы?

Чем людям так не нравятся роли? Надевая роль, я не изображаю кого-то иного, а просто вытаскиваю ту, что оптимально впишется в ситуацию, и проживаю. И это моя правда в моменте. Другие поступают так же.

Вспоминаю выступление одного известного путешественника.

– Вы когда-нибудь убивали людей?

– Простите, Вы задаёте этот вопрос кому? Мне – главе семьи? Мне – писателю? Мне – путешественнику? Или мне – охотнику одного из племён, затерявшихся во времени?

Для каждой маски – своё время и место.

За каждым танцем что-то стоит. И это не всегда движение. Порой – что-то между шагами, пируэтами, взглядами, паузами между вдохом и выдохом.

На танго стоит идти ради милонг – танцевальных вечеров, где танцуют танго, танго-вальс и милонгу. И найти себе партнёра, возможно, даже для общения за пределами танцевального зала.

Но танго – ещё и зрелищный танец. Танец страсти и страданий. Есть в нём некая элитарность, хотя история его далеко не столь невинна и элитарна. Вальс умеют танцевать немногие, танго – и того меньше. Танец времён, когда споры между соперниками решались с помощью клинка и пистолета. Всё давно не так, но полукриминальная романтика и дикий эротизм танца – он кажется откровенным настолько, что хочется отвести глаза и наблюдать из-под полуопущенных ресниц. Танец, в котором роли изначально определены: он ведёт, она ведома. Десять-двенадцать занятий – добро пожаловать на милонгу.