Павел Губарев - Депрессия, роботы и один велосипед – 2

«…но перед этим вы просите себя удивить. Рассказать что-нибудь, чего вы ещё не знаете».

Я приблизил губы к решёточке, за которой прятался динамик.

– Эй! Эй! Вы слышите меня? Я на 80-м этаже…

Мне не ответили.

– Ох. Как у вас получается молчать? – сказал сидевший на полу. Справа от него была видна ещё чья-то нога, но в поле зрения камеры второй человек не попадал.

– Не знаю. Как-то получается, – произнёс второй голос, смутно знакомый.

– Извините, – сказал первый.

– За что? – второй человек оставался невозмутимым, как голосовой помощник.

– У меня паника. Я никогда ещё… Я в первый раз в такой ситуации.

– Я тоже.

– Вам страшно?

– А вы как думаете? Не стыдитесь своих эмоций, Павел.

– Эй! Алло! – крикнул я в решёточку.

Меня по-прежнему не слышали.

– Так вот какие слухи, значит, про меня ходят, – сказал второй. – Ну так что же? Чем планировали меня удивить?

– Борис Юрьевич… как думаете, нас убьют?

– Не вижу смысла это обсуждать. И можно просто – Борис.

– Эти пистолеты заряжены?

– Эти пистолеты заряжены, – сказал третий голос. – Если вы попытаетесь напасть, я выстрелю в ногу каждому из вас.

Голос явно принадлежал роботу. Его камера тоже не видела.

Я попробовал повернуть камеру, но безрезультатно.

– Видите, лучше не надо об этом. Это же мой охранник. Бывший. Я знаю, что нам вдвоём его не одолеть, – голос Бориса оставался ровным. – Ещё я знаю, что это здание так просто штурмом не возьмёшь: в случае тревоги оно делает, как подводная лодка: каждый коридор изолируется бронированными дверями. Если открыть двери лифта, то мы окажемся как раз в таком. Надёжнее будет только в сейф положить. Не знаю, на что рассчитывают атакующие. Безумству храбрых поём мы песню.

Мне захотелось к ним туда. Несмотря на то что в лифте наверняка было тесно и душно, несмотря на то что с ними был робот, а у робота в каждой руке по пистолету, наставленному на людей, – что-то в интонациях бизнесмена было таким успокаивающим, что, ей-богу, я променял бы безопасный коридор на их общество.

– Меня тоже зовут Борис! – крикнул я.

В лифте меня не услышали. Павел ёрзал и посматривал на соседа. Бориса я не видел. Я представлял ухоженного, но не лощёного мужчину чуть постарше Павла, только с видом гораздо более уверенным. Через пару минут я услышал его голос.

– Итак, вы выбрали историю, чтобы меня удивить.

– Ну… да.

– Ну так давайте, рассказывайте. Вдруг получится.

Павел шумно глотнул, перевёл дыхание и начал говорить. Сперва сбивчиво, а потом как по писаному.

– Я одно время… одно время я вёл канал «Интересные факты о песнях». Поэтому я знаю много всяких прикольных вещей про рок-музыку: почему Боуи как-то раз сбрил брови, почему группа «Ван Хален» не ела коричневые M&Ms…

– Ага. Так.

– При всём при том самая крутая история, как мне кажется, произошла в джазе, а не в роке.

– Вот как?

– Да, – продолжил Павел уверенней. – Речь про пластинку «Кёльнский концерт» Кита Джаррета. Это одна из самых продаваемых записей в джазе, а в фортепианной джазовой музыке это хит уровня «Триллера» Майкла Джексона. Здесь я планировал вас рассмешить, сказав, что вот только, к сожалению, джазовые музыканты не танцуют «лунную походку».

– Неплохо.

– «Кёльнский концерт» – это импровизация. Если выкрутить ручку громкости, на шестой секунде звучания – после первой музыкальной фразы – можно услышать смех публики. Дело в том, что первыми нотами Джаррет спародировал звонок Кёльнского оперного театра, который обозначил начало представления. И от этих нот его понесло, понесло, понесло – на час с лишним. Это двойной альбом. Две виниловых пластинки. То есть, понимаете, одна из самых знаменитых записей в жанре была придумана за один присест.

С «присестом» тоже интересно. Кит Джаррет гастролировал по Европе на поезде, и от разъездов у него разболелась спина. И как будто этого было мало, судьба подкинула ещё один сюрприз: рабочие перепутали рояль. Вместо концертного инструмента они поставили репетиционный, который был вусмерть расстроен и непозволительно тихо звучал, не добивая до задних мест.

Джаррет взял пару аккордов, отказался играть и ушёл. Привезти нормальный инструмент было нельзя, потому что шёл проливной дождь. Пианист уже сел в машину, но девочка-организатор – а ей было семнадцать лет, это был её первый концерт – таки уговорила его выступить.

Урок истории: если вы сидите в машине и думаете “Да пошли они все, гори он огнём, этот Кёльн со своими любителями авангарда”, но вас уговаривает мокрая немка, то имеет смысл пожалеть девочку – глядишь, запишете бессмертный альбом. Который, впрочем, со временем станет поперёк горла, потому что сколько музыки вы бы ни записали после, глупая публика будет слушать только этот чёртов диск, провались он пропадом…

Там ещё много интересных деталей: например, рояль худо-бедно настроили, но громче, чем от рождения, он звучать не мог. Поэтому пианисту пришлось изрядно молотить по клавишам в среднем регистре, и это объясняет, почему в записи так много громких повторяющихся ритмических рисунков. Но как можно было за час придумать столько хорошей музыки, ничто не объясняет.

Павел замолчал.

– Хорошая история, – сказал я вслух, хотя знал, что Павел меня не слышит.

Я подумал, что Борис скажет то же самое: хотя бы затем, чтобы подбодрить.

– Хорошая история, – сказал Борис. – Нет, правда, хорошая. Чувствуется, что готовились. Спасибо. Хорошая попытка! Хотели показать разом, что вы эрудит, что у вас есть чувство юмора и с вами не будет скучно работать бок о бок. Возможно, у вас даже получилось. Но у вас была ещё одна история. Вы наверняка выбирали из нескольких.

– Верно…

– Расскажите.

– Зачем?

– Считайте, что первая история не сработала и я даю вам ещё один шанс.

– Не сработала?

– Рассказывайте. Возможно, нас скоро спасут, и времени у вас мало.

– Хорошо. Но эту я не репетировал.

– Так даже лучше.

Павел откашлялся. Я устроился поудобнее в протёртом дешёвом кресле охранника.

– Бакминстер Фуллер… вы знаете, кто такой Бакминстер Фуллер? Впрочем, что это я?

– А что такого? Я не знаю, кто это.

– Мне говорили, что у вас чип в голове, ИИ с подключением к интернету, который мгновенно извлекает ответ на любой вопрос о любом человеке.

– Допустим, это правда. Но связи же нет!

– А, да. Чёрт. Простите.

– Ничего. Давайте на «ты»?

– Давайте. Давай.

– Отлично, Паш. Ну, что там твой этот?

– Бакминстер Фуллер. Это архитектор. Он гастролировал с лекциями и любил удивлять слушателей. Он брал металлический шар… такой небольшой, размером с апельсин, блестящий. И говорил: представьте, что мы уменьшили нашу Землю до размеров этого шара. Так? А теперь вопрос: если планета такого размера, сколько воды на ней? Чайная ложка? Столовая? Может, капля? И давал минуту подумать. Вот вы как думаете?