Борис Алмазов - Психология социального отчуждения

Должно быть, мы так и продолжали бы жить (коли природные ресурсы дают достаточный «естественный продукт» в полном объеме), сохраняя дистанцию, позволяющую брать у них достижения, не затрагивающие нравов, но случилось непредвиденное. Наш народ, отличительным свойством которого (по замечанию А. Герцена) является склонность принимать возможное за действительное, решил одним махом отменить все проблемы сложно устроенного социального пространства, осваивать которое не было ни сил, ни желания, и, обойдясь без семьи, сразу шагнуть в систему.

Изначальная мысль в своем психологическом значении, освобожденном от политической экономии, достаточно проста и вполне понятна. Нехорошо, что свобода предпринимательства в условиях частной собственности побуждает корысть, и на этой почве зреют отрицательные нравственные ценности. Личность в таких обстоятельствах развивается однобоко и отягощена многими предрассудками. Собственники эксплуатируют трудящихся, родители – детей, власть прислуживает капиталу. А если убрать из жизни материальные расчеты, исчезнут соблазны, и побуждения возвышенные (труд на благо общества, стремление к образованию, бескорыстное управление и т. п.), также свойственные в чем-то природе человека, возьмут верх сами собой. Примерно так можно понять Манифест коммунистической партии, где говорится о планах освободить труд от капитала, семью от воспитания детей, людей от государства. В конце пути видится образ трудящегося, способного разумно регулировать свои потребности без внешних ограничений («от каждого по способности, каждому по потребности»).

Естественно, стержнем такой политики должна была стать личность, способная к независимому нравственному выбору в пользу общества. Еще А. Герцен предупреждал, что в России « коммунизм – это то же самодержавие, только наоборот ». На чем и споткнулась революционная практика. З. Фрейд писал: « Мыслимо ли вообще, или по крайней мере сейчас достичь подобной реорганизации культуры; можно спросить, где взять достаточное количество компетентных, надежных и бескорыстных вождей, призванных выступить в качестве воспитателей будущих поколений; можно испугаться чудовищных размеров принуждения, которое неизбежно потребуется для проведения таких намерений в жизнь » [6] Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Психоанализ, религия, культура. М., 1992. . И теперь мы ясно понимаем, что настоящих коммунистов – людей с высоким уровнем синергизма – немного. Они своей жизненной позицией служат примером, но их удел – жертва, а не управление. Поэтому в стремлении к высоким идеалам наш народ сделал тот шаг, к которому только и был способен, – общинную психологию он трансформировал в коллективистическую. Как отметил в своих воспоминаниях полковник Кобылинский, начальник охраны царской семьи в г. Тобольске, солдаты, поначалу бывшие под влиянием эсеров, со временем перестали их понимать и становились большевиками сами собой, без какой-то особой пропаганды со стороны последних. Да и потом, когда государство должно было что-то сделать в личностном плане, оно действовало не как система, а выбирало простейшие общинно-партизанские рецепты.

Однако так не могло продолжаться слишком долго. Государственная филантропия демобилизует общество, если нет узды крепостного права (в чем Европа убедилась на своем опыте несколько веков тому назад). И когда стало ясно, что «гигантский эксперимент над культурой в обширной стране между Европой и Азией обнаружил пропасть между намерениями и исполнением» (по З. Фрейду), пришлось согласиться и на частную собственность, и на свободу предпринимательства. И это вполне естественно. В истории любой социоцентрически ориентированной страны наступает время, когда в состязании с персоноцентрическими она начинает так сильно проигрывать, что ей для спасения национальной идентичности приходится идти на реформы. Хорошо еще, если дело обходится без войны.

Как объяснял своему сыну промышленник, герой пьесы Ж. П. Сартра «Затворники Альтоны»: «Германии нужно было поражение в войне, чтобы возродить промышленность. – А мы, солдаты? – Вы только оттягивали развязку». Даже Китай, правда, по собственной воле (должно быть, уловив общие тенденции развития мира), прошел горнило культурной революции с ее лозунгом «огонь по штабам», и нынче дети хунвейбинов успешно интегрируются в мировое сообщество. Россия, победив в гражданской и мировой войнах, ограничилась лишь смутой 1917 г., срочно отыграв назад демократические инициативы, и пока что не торопится идти на жертвы. Естественно, никто не торопится менять уклад жизни без особой необходимости в роли которой обычно выступает жестокая нужда (наши реформаторы уверяют, что СССР стоял на пороге голода и безденежья к началу перестройки). А когда угроза отпадает, демократическая модель жизни по-европейски опять не нравится властям.

Справедливости ради нужно отметить, что и Запад смотрит в нашу сторону с опаской. По словам К. Ясперса, «европейцев никогда не оставляет страх, что безмерно отважный порыв человечества к свободе вновь погрузится в глубины Азии таким образом, что исчезнет западная свобода, значимость личности, широта западных категорий, ясность сознания. Вместо этого утвердится вечное азиатское начало: деспотическая форма существования, отказ от истории, стабилизация духа в азиатском фатализме» [7] Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. .

Как будет происходить нынешнее сближение с европейской моделью жизненного устройства в нашем отечестве, сказать трудно. Пойдем ли мы вперед или, как говорил В. И. Ленин, предпочтем сделать «два шага назад», будущее покажет, но нужно понимать, к чему готовиться. И здесь, коли мы не в состоянии ясно указать, что должен менять в себе «республики нашей сегодняшний житель», а что можно оставить таким, как есть, нужно наметить хотя бы некоторые основы для выбора позиции.

В качестве иллюстрации сошлемся на цитаты из работ известнейших социологов с их стороны (Э. Дюркгейм) и нашей (С. Струмилин).

« Мы с вами (он читал лекцию французским студентам в начале ХХ в.) живем в стране, не признающей никакого властелина, кроме общественного мнения. У каждого из нас существует настолько преувеличенное ощущение своего Я, что мы не замечаем границ, сжимающих его со всех сторон. Создавая у себя иллюзию о собственном всемогуществе, мы стремимся стать самодостаточными. Вот почему мы видим свое достоинство в том, чтобы как можно сильнее отличаться друг от друга и следовать каждому своим собственным путем » [8] Дюркгейм Э. Социология. М., 1995.

« Каждый советский гражданин уже по выходе из родильного дома получит путевку в детские ясли, из них в детский сад с круглосуточным содержанием или детдом, затем в школу-интернат, а из него с путевкой в жизнь на производство или дальнейшую учебу » [9] Струмилин С. Г. Наш мир через 20 лет // Цит. по: Смирнов В. Н. Общая педагогика. М., 2001. .