Полина Боттичелли - Художник должен быть счастливым

– Я ем всё.

– Ела мозги?

– Да.

– Понравилось?

– Да.

– Ела жареную кровь?

– Да.

– Понравилось?

– Да.

– Если я убью кролика, ты сможешь его освежевать?

– Думаю, да.

– Не уверена?

– Хм. Я не пробовала, но видела, как это делается. Думаю, что смогу. У нас были кролики. Моя любимая часть – сердце. Когда мама запекала кролика, я всегда съедала сердце.

– Ты умеешь печь блины?

– Умею, но я не очень сильна в выпечке.

– А в чём ты сильна?

– В супах и кашах.

– А я не ем рыбу – говорит Милан.

– Я тоже раньше не ела рыбу, теперь ем.

– Что изменилось?

– Я думаю, причина, по которой меня воротило от запаха рыбы в том, что в детстве был период моей жизни, две недели, когда мы ели одну рыбу и грибы.

– Почему?

– Мы отдыхали всей семьёй на Байкале. Тогда ещё в то место, куда мы ездили, и обратно в город, ходил всего один рейсовый автобус. А точнее их было два. И они оба одновременно сломались. Мы прожили 2 недели на подножном корму. Благо, что был август – грибное время. С тех пор меня воротило от рыбы, а у моей сестры аллергия на грибы.

А причина, почему я начала есть рыбу, мне неизвестна. Просто все пищевые привычки как-то постепенно растворились, и я стала есть что угодно. Хотя озёрную рыбу до сих пор люблю меньше всего.

Волк говорит брату какую-то длинную фразу по-сербски.

– Эй, так не честно! Что ты сказал?

– Я сказал, что ты самая классная девушка из тех, что бывали на этой квартире.

Приятно, чертовски приятно такое слышать от такого интересного парня.

– Но ты же веришь в карму, как же ты ешь убитых животных?

– Спокойно. Я же ем тех, кто уже умер, а не убиваю.

– Так значит ты бросила курить, бросила рисовать, начала путешествовать, и всё это с 1 января?

– Да. У меня новая жизнь, и я очень этому рада!

– Почему именно сейчас? Что изменилось?

– Многое. Например, раньше я искала любовь, а сейчас я не ищу отношений. И всё стало намного проще.

Милан уходит курить на кухню, и мы с Волком начинаем целоваться. Он делает это медленно, он гладит моё лицо и руки. Очень необычно и приятно. Мы ложимся на диван. Возвращается старший брат. Волк обнимает меня, и я кладу голову ему на грудь.

– Давно я так вот не лежала.

– Когда был последний раз? – спрашивает Волк.

– Наверное, с моим последним бывшим мужем.

– Ха-ха! Последним бывшим мужем!

Сколько у тебя было мужей?

– Два с половиной, ну, или можно сказать, что три.

Я вырываюсь из объятий Волка, чтобы понюхать табачку. Милан опять куда-то уходит.

Я расстегиваю джинсы и показываю Волку рисунок на стрингах:

– Ты знаешь как это переводится?

Волк наклоняется, молча смотрит на трусики какое-то время, потом отодвигает их и целует мою киску.

– Ммм, очень приятно. Так ты не знаешь, что это за язык?

– Не знаю. Мне кажется, что-то южноамериканское.

– Хм, странно.

Мы снова перемещаемся на диван. Волк задирает мою серую кофту вместе с майкой. Сначала разглядывает, а потом целует мою грудь. Потом приходит Милан, и на какое-то время реальность окрашивается яркими эмоциями и ощущениями от того, что четыре руки любовно ласкают моё тело. Я ни о чём не думаю. Мне очень хорошо. Но Волк как будто ревнует, или мне показалось?

Потом мы лежим с Волком в обнимку.

– Можно я сфотографирую твою грудь?

– Можно.

Милан делает снимок на телефон и показывает нам с Волком:

– Идеальная.

– Ребята, приезжайте летом на Байкал.

– Нет, – говорит Волк, – летом мы не поедем в Сибирь.

– Почему?

– Потому что все сибирские девушки летом находятся здесь.

Когда мы наигрались, то легли спать. Милан на одном диване, мы с Волком на другом.

Волк ласкает меня так, будто он ласкает неземную богиню. Трепетно и в то же время страстно. Настоящий Дон Жуан.

– Ты такой приятный. Приятно выглядишь, приятно звучишь, вкусно пахнешь…

– Что ещё нужно для полного счастья?

– Мне нравится, как ты произносишь «р», по-моему, это очаровательно.

Я смотрю в его глубокие загадочные чёрные глаза:

– Мне страшно. Страшно влюбиться. Хотя, если подумать, бойся-не бойся..

– Всё равно от этого никуда не денешься.

– Именно. Я была влюблена не так давно…

Я рассказываю Волку о Синей Бороде и о книге.

– Что насчёт тебя?

– Я влюбляюсь каждые 3 недели.

– Может быть, не очень сильно влюбляешься?

С ним так легко говорить, так просто. Ощущение, что он понимает меня ещё до того, как я заканчиваю предложение.

– Что для тебя самое важное?

– Еда и книги.

– Читал Достоевского?

– Да, но небольшой поклонник.

– На английском?

– На сербском.

– Его тяжеловато читать. Но я люблю. Особенно Идиот. Я сама иногда веду себя как князь Мышкин.

А Олдоса Хаксли читал?

– Один из моих любимых писателей.

– Один из моих любимых тоже. Что тебе больше всего нравится?

– Остров.

– Не читала. Прочту. Тебе не может быть 21, у тебя седина на висках.

– Не 21, мне 31

– Аааа, я не расслышала. Хороший возраст.

Мы продолжаем говорить. Оказывается, Волк любит походы в горы.

Он обнимает и гладит меня с нарастающей страстью:

– Мне интересно с тобой говорить, но очень-очень трудно, потому что трудно думать о чём-либо кроме тебя сейчас.

– Можно я представлю, что ты – любовь всей моей жизни?

– Да.

– Несправедливо, что я не могу заняться сексом с любовью всей своей жизни без презерватива.

– Мы можем делать это в нашем воображении.

Когда за окном забрезжил рассвет, мы наконец умолкли и решили поспать.

– Давай разложим диван?

– Он не раскладывается.

– Я вряд ли смогу уснуть в такой тесноте.

– Спи.

Обычно для меня почти невозможно уснуть в обнимку. К своему удивлению, я очень быстро проваливаюсь в сон.

Я попробовала алкоголь в 3 года.

Вообще, мой папа пил только по праздникам. Тогда мы жили в глухой деревне среди гор. Огромный деревянный дом, по крайней мере мне он тогда казался настоящим замком. В гостиной длинный деревянный старый стол и лавки. Я помню, на камине стоял человеческий череп.

Мужики почему-то пили чай с сахаром и солью.

Однажды от печки у нас загорелась крыша. За водой на речку нужно было идти довольно далеко, поэтому крышу потушили супом.

Может быть, после этого, а, может, это было в другой день, папа сидел за столом, а перед ним стоял гранёный стакан. Я подошла, взяла стакан и отхлебнула. Моё лицо наверное очень исказилось, по щекам потекли слёзы. В стакане был спирт.

– А ты думала мы тут мёд пьём? – спокойно сказал папа, и забрал стакан обратно.

Самое счастливое время для меня, конечно же, жизнь в тайге.