Дмитрий Леонтьев - Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности

Субстратом, через который передаются смыслы, в этом случае могут выступать образы. Целостную концепцию речевой коммуникации и взаимопонимания посредством не столько значений, сколько более целостных и менее формализуемых единиц – языковых образов – построил в своей недавней монографии Б.М.Гаспаров (1996). Языковые образы отличаются и от значений, к которым этот автор относится, как и мы, скептически, и от смыслов. Смысл как результат понимания любого языкового выражения Б.М.Гаспаров характеризует как открытый, никогда не получающий полной завершенности продукт духовной деятельности. «Говорящий субъект потенциально вкладывает в процесс осмысления весь свой опыт, все имеющиеся у него знания, ассоциативные способности, эмоциональные реакции; осмыслить некоторое сообщение, свое собственное или чужое, – значит вложить в него (с той или иной степенью интенсивности) свой духовный мир» ( Гаспаров, 1996, с. 260–261).

Языковые образы не несут в себе смыслы, значения или иное содержание и отклик на них не является их расшифровкой, а скорее опознанием. «Именно потому, что образный отклик не является собственно значением языкового выражения, говорящий субъект легко мирится с иероглифической условностью, намекающей беспредметностью, зрительной неясностью многих своих образных реакций… Важно, что всякое языковое выражение, всякая частица языковой материи способны получить тот или иной отклик в перцепции говорящего субъекта; но совсем не важно, каков сущностный характер этого отклика» (там же, с. 261). Понимание языковых образов основывается не на декодировании, а на соотнесении их с языковой памятью. Они чрезвычайно пластичны: языковый образ «все время включается в состав более обширных композиций, развертывающихся в речи: включается не в виде отдельного “кубика”, занимающего свое место в общем построении, но растворяясь в более широком – и притом все время изменяющемся, непрерывно развертывающемся – образном ландшафте, сливаясь с другими аксессуарами этого ландшафта» (там же, с. 269). Механизм взаимодействия разных образных элементов одной сложной образной структуры Б.М.Гаспаров характеризует как их палимпсестное наложение (там же, с. 263–264). Отличительной чертой языковых образов является их динамичность, непрерывность смены одних образов другими в речевом потоке. Столь же динамичным и неуловимым оказывается и их восприятие: «Подобно платоновским теням, языковые образы проскальзывают в сознании в виде неуловимых и никогда до конца не проясненных теней; но для говорящих, так же как для платоновских узников пещеры, эти тени играют первостепенную роль в том, как они в конце концов приходят к осознанию чего-то, что они ощущают как полученный или сообщенный «смысл»» (там же, с. 272). Реципиент создает этот «смысл» сам, по законам своего духовного мира, однако он убежден, что работа его сознания действительно ««воссоздает» смысл того, что хотел ему передать партнер, или, по крайней мере, удовлетворительно корреспондирует с последним» (там же, с. 286). Это воссоздание, по мнению Б.М.Гаспарова, принципиально возможно потому, что в отличие от пола, возраста, образования, профессии и других дифференцирующих факторов единое строение образного мира объединяет всех, говорящих на данном языке. «Мир языковых образов является индивидуальным достоянием каждого говорящего, возникающим из духовных ресурсов его личности; однако пути, по которым складывается этот мир, не произвольны: они направляются языковым опытом, очертания которого, именно в силу коллективности этого опыта, имеют огромные сферы соприкосновения в языковой памяти говорящих на одном языке» (там же, с. 288).

Языковое выражение и понимание языковых образов – это динамический процесс, протекающий в определенном коммуникативном пространстве, которое задается ситуационными, жанровыми, ролевыми и другими квалификаторами, которые, в свою очередь, не остаются неизменными в ходе коммуникативного взаимодействия. «Таким образом, было бы недостаточно говорить о том, что смысл всякого языкового действия подвергается фокусированию в коммуникативном пространстве; необходимо подчеркнуть, что такое фокусирование смысла имеет динамический характер…. В каждый момент своей языковой деятельности говорящий силится интегрировать открытые потоки впечатлений, воспоминаний и ассоциаций в некое смысловое целое, в котором смысл того, что он принимает как “сообщение”, явился бы ему в виде некоей представимой “картины”, обладающей достаточной степенью единства и последовательности;

эту интегрирующую работу говорящий производит в соответствии со свойствами коммуникативного пространства… Но сама эта среда, в которой работает языковая мысль, все время движется, изменяя очертания, как облако, и тем самым изменяя все условия, в которых совершаются процессы смысловой фокусировки и смысловой интеграции… Возникают возможности бесконечных переориентаций языковой картины, ретроспективного мысленного “переписывания” прошлого опыта, игры различными смысловыми регистрами, основанной на соскальзываниях из одного мысленного пространства в другое» (там же, с. 308–309).

Эти возможности реализуются в процессах, которым Б.М.Гаспаров дал название смысловой индукции. «В этой своего рода семантической “камере” [в тексте. – Д.Л.] каждый попадающий в нее элемент вступает в непосредственную связь с множеством таких элементов, с которыми он никогда бы не вступил в контакт вне данного, неповторимого и уникального целого. Происходит тотальная фузия смыслов, в результате которой каждый отдельный компонент вступает в такие связи, поворачивается такими сторонами, обнаруживает такие потенциалы значения и смысловых ассоциаций, которых он не имел вне и до этого процесса… Внесение любого нового компонента в процесс индукции (например, появление в фокусе мысли какой-либо новой реминисцентной ассоциации) изменяет весь его ход, влияя в конечном счете на смысл каждого участвующего компонента и характер их соотношений» (там же, с. 326). Процессы смысловой индукции основываются на презумпции текстуальности – отношении к тексту как целому, из чего вытекает задача найти понимание этого текста как целого, которое не привязано непосредственно к семантике элементов текста; «нет никакой возможности как-либо ограничить и регламентировать этот процесс, определить заранее принципы отбора и степень значимости тех смысловых полей, которые могут каким-либо образом внести вклад в наше понимание данного высказывания» (там же, с. 322). Приводя ряд иллюстраций процессов смысловой индукции из художественной прозы и художественной эссеистики, Б.М.Гаспаров делает специальную оговорку, что все эти процессы, хоть и в меньших масштабах, характерны и для повседневного языкового общения.