Джо Марчант - Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел

Этот результат предстоит подтвердить дальнейшими, более крупными исследованиями, призванными четко объяснить, почему простая беседа со специалистом по паллиативной помощи оказывает столь разительный эффект. Одним из факторов может быть снижение депрессии – раковые больные, пребывающие в депрессии, как правило, долго не живут. Наверное, дело и в том, что агрессивное лечение в конце жизни, когда пациенты истощены болезнью, скорее приближает, нежели отодвигает смерть.

Когда у пациентов есть возможность поговорить с кем-то не об опухоли, а о своих желаниях на отмеренный жизненный срок, их интересы меняются. На ранней стадии они еще выбирают агрессивное лечение, но в последние месяцы переключаются на улучшение качества жизни. Они получили «терапию отчаяния» и, наряду с другими плюсами, в конечном счете проживают дольше.

По мнению Джексон, стандартная модель лечения, напротив, может предложить только агрессивные методы. Люди с последней стадией рака получают химиотерапию курс за курсом, так как альтернативы нет и отказ от нее означает капитуляцию.

«Вмешательство становится синонимом надежды, – говорит Джексон. – А это не одно и то же».

Когда нас лечат, наше душевное состояние слишком часто считают второстепенным, а наша роль как пациентов сводится к подписи под информированным согласием и требованию анальгетиков. Рожая первого ребенка, я получала самую передовую медицинскую помощь, но чувствовала себя (как многие женщины) предметом на конвейерной ленте, пассивным реципиентом великого множества процедур, начиная со вскрытия плодного пузыря и заканчивая экстренной операцией. Мы часто сосредотачиваемся на обезболивании родов, но я под конец поняла, что потеря контроля угнетает сильнее той физической боли, что я испытала в дальнейшем, рожая уже без сильнодействующих средств.

В этой главе описаны три проекта: акушерская поддержка рожениц; новая манера общения радиологов с пациентами; врачебное обсуждение сложных вопросов с безнадежно больными – все это отводит пациентам активную роль в игре. Эти вмешательства могут казаться вполне здравыми, но все они означают фундаментальный (а в нашем здравоохранении – революционный) сдвиг в общественном представлении о лечении. Уже не всемогущий врач пичкает снадобьями пассивного реципиента, а оба они – равноправные партнеры.

Этот принцип лежит в основе многих других случаев, которые успели разобрать, включая пациентов с СРК из гипнотерапевтической клиники Питера Уорвелла; пациентов Манфреда Шедловски, перенесших трансплантацию почки, и ожоговых пациентов, погружаемых в Снежный Мир Гюнтера Хоффмана. Вместо того чтобы назначать им все большие дозы медикаментов и новые вмешательства, эти медики используют их психологические ресурсы, видя в последних важнейшую составляющую лечения. Они делают это с детьми и взрослыми, при хронических заболеваниях и в острых случаях, с рождения и до смерти.

Такой подход лучше для пациентов. Он дешевле. И он улучшает соматическое здоровье. Осложнений меньше, выздоровление быстрее, жизнь дольше. Результаты испытаний показывают, что история Дэниела и моя лично – не счастливые совпадения, это отражение более широкой картины, что подтверждается на сотнях тысяч пациентов. В конце концов, мы люди, а не машины. В лечении важно состояние психики. У тех, кому одиноко и страшно, дела идут хуже, чем у других – окруженных заботой и чувствующих, что контролируют ситуацию.

А как тогда быть с прочей жизнью? Мы бо́льшую часть жизни не пациенты, а люди, погруженные в будничные хлопоты: разбираемся со сложными отношениями, тяжелой работой и уличными пробками; справляемся с дедлайнами, разочарованиями и долгами. Во второй части этой книги мы выйдем за рамки медицины и выясним, насколько важно сознание в обыденной жизни. Как наши мысли, верования и эмоции влияют на физическое здоровье?

В четыре тридцать утра 17 января 1994 года в Лос-Анджелесе произошло страшное землетрясение. При силе толчков 6,7 балла оно стало самым мощным, какое когда-либо поражало крупный город США. Подземные ударные волны разошлись на 11 миль, терзая город в течение десяти ужасных секунд. Рухнули жилые дома, мосты и линии передач, больницам был причинен ущерб, а 64-вагонный товарный поезд сошел с рельсов. Десятки человек погибли, тысячи были ранены – в городе не стало электричества, пожары вышли из-под контроля.

Когда начались первые толчки, кардиолог Роберт Клонер из Больницы добрых самаритян в центре Лос-Анджелеса спал дома. «Погас свет, и дом затрясся, как поезд, – вспоминает он. – Все стеклянное разбилось, окна треснули, в спальне частично обвалилась стена». Клонер всполошился, сердце заколотилось, давление подскочило. «Это был первый случай из редких в моей жизни, когда я почувствовал, что вот-вот придет конец» {193}.

Мало какие демонстрации воздействия сознания на тело столь драматичны, сколь полный ужас. Клонеру повезло остаться целым и невредимым. Но в дальнейшем он выяснил, что десятки других местных жителей умерли только от мысли о неизбежной гибели. Официальное число жертв землетрясения составило 57 человек, включая тех, кто был похоронен под развалинами, и полицейского-мотоциклиста, который упал с высоты 40 футов, когда рухнула автострада. Но Клонер, сравнив заключения о смерти от кардиологических причин по всей округе до и после катастрофы, обнаружил группу скрытых жертв {194}.

За две недели до землетрясения от сердечных приступов ежедневно умирало 73 человека в среднем. Но в этот ужасный день число подскочило до 125, намного превысив обычный диапазон изменчивости. Таким образом, примерно 50 сердец отказали непосредственно от землетрясения. Учащение таких смертей отмечено и в других критических ситуациях {195}, например при обстреле Ираком Израиля в 1991 году и разрушительных землетрясениях в Афинах (Греция) в 1981 году и в Кобе (Япония) в 2005-м. Не будучи раздавлены обломками зданий, эти дополнительные жертвы в буквальном смысле испугались до смерти.

Если вам случалось чудом не попасть под машину или проснуться в ночной тиши от страшного шума, то вы знаете, как неистово способно отреагировать тело. Не проходит и секунды с момента, когда уловлена угроза, а сердце уже колотится от выброса адреналина, вы тяжело дышите, зрачки расширяются. Кровь оттекает от не самых важных сейчас областей – кишечника, половых органов – и мчится в мозг и конечности. Пищеварение замедляется, а в кровоток выбрасываются жиры и глюкоза, чтобы напитать ваше следующее движение.

Конечно, это она – известная реакция на опасность «бей или беги». Она управляется гормонами стресса, включая адреналин и кортизол, а также симпатической нервной системой, которая соединяет головной мозг с главными органными системами (и не поспевает за описанными в 4-й главе условными реакциями).