Джо Марчант - Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел

Моника и ее дочь-подросток Такиша живут напротив Сьюзен, к моему визиту они только что закончили курс SAAF. Моника говорит, что занятия научили ее общаться с дочерью в более позитивном ключе, – например, когда Такиша заявила, что хочет быть певицей. «У нее нет никакого голоса, – говорит Моника. – Но я не понимала, как больно ей было от меня это слышать. А теперь я знаю, как поговорить о пении иначе, чтобы не обидеть и показать другие возможности».

Вероятно, опекающее воспитание снизило уровень воспаления в исследовании SAAF посредством того, что побудило к здоровому поведению; Миллер желает разобраться в этом поглубже. Но молодые люди в двух группах не различались ни по массе тела, ни по частоте курения. Взамен он полагает, что по меньшей мере частью объяснения является тренинг навыков коммуникации, отмеченный Моникой. «Я подозреваю, что он укрепил отношения и стратегии коммуникации, которые и по сей день выступают источником поддержки для детей» {315}.

Монике кажется, что лично ей уже поздно менять жизнь, но она надеется поддержать Такишу – пусть у дочери жизнь будет полноценной. «Я хочу, чтобы у нее появилась возможность повидать мир. По-моему, это довольно скромное желание».

Исходной целью курса SAAF как раз и была помощь в этом – научить таких, как Такиша, взглянуть на себя с выгодной стороны и не поддаться нажиму сверстников, а таким, как Моника, ученые намеревались помочь поддержать детей, живущих в тяжелых условиях. Если Такиша в состоянии уберечься от бед и хорошо учиться, у нее больше шансов поступить в колледж и сделать карьеру. Но данные Броди и Миллера показывают, что укрепление связи между Такишей и Моникой может повлечь за собой много большее. Сделав Такишу устойчивее к биологическим эффектам невзгод, оно может на всю оставшуюся жизнь защитить ее от хронических болезней.

Работа Броди демонстрирует, что вмешательство, осуществленное в детском возрасте, может пресечь развитие гиперчувствительности к стрессу до того, как оно приведет к хроническому заболеванию. Но вдруг мы прозеваем это окно? За семьсот миль к северу от Милледжевилля ученые занимаются укреплением социальных связей на другом полюсе жизни, работая с пожилыми жителями центрального Балтимора.

Мы уже знаем, что по мере старения префронтальная кора мозга, важная для рационального мышления, саморегуляции и социальных отношений, приходит в упадок быстрее, чем остальные области, – процесс, который ускорен у людей одиноких или пребывающих в хроническом стрессе; в итоге это кончается деменцией {316}. Мишель Карлсон, невролог из Центра медицинских исследований университета Джона Хопкинса Блумберга, штат Мэриленд, искала способы замедлить этот упадок. Пожилые люди зачастую одиноки, находятся на обочине жизни и все меньше контактируют с обществом. Карлсон задумалась, что произойдет, если погрузить их в насыщенную социальную среду.

Совместно с коллегами она разработала проект «Искушенный отряд»: пожилые люди по пятнадцать часов в неделю добровольно работают в начальных школах для бедных и учат детей читать. Если взять большинство оздоровительных мероприятий – например, гимнастические программы, – то их часто бросают, даже если на них уходит по несколько минут еженедельно. Пятнадцать часов, по словам Карлсон, – «безумная» нагрузка, о которой не вдруг попросишь. Однако волонтеры продержались весь учебный год. «Мы говорим, что нуждаемся в их мудрости и опыте, – продолжает Карлсон. – Они занимаются этим не для себя, а потому что дети их ждут» {317}.

У волонтеров установились близкие отношения с детьми, породив, по выражению Карлсон, «чудо», которое не всегда случается в обществе учителей и родителей. Многие школьники происходят из проблемной среды, но пожилым волонтерам хватает терпения и опыта, чтобы за скверным поведением распознать домашние переживания – одновременно они ожидают от них успеха. «Иногда они способны установить с ребенком контакт поистине на другом уровне».

Программа значительно улучшила не только успеваемость школьников, но и здоровье волонтеров. «Их словно омыло дождем», – говорит Карлсон. Опубликованные в 2009 году результаты пилотного испытания показали, что за школьный год у волонтеров повысилась активность и окрепли ноги – показатели, которые с возрастом обычно ухудшаются {318}. Они также лучше справлялись с когнитивными тестами, а деятельность префронтальной коры активизировалась.

Сейчас Карлсон завершает двухлетнее рандомизированное проконтролированное испытание программы. Она еще не дописала результаты, но уже опубликовала данные визуализирующего исследования мозга 123 волонтеров с прицелом на гиппокамп (который функционирует в комплексе с префронтальной корой и важен для научения и памяти) {319}. Как правило, размер гиппокампа с годами уменьшается, и этот отдел поражается на ранних стадиях болезни Альцгеймера. Однако у волонтеров он увеличился. Возрастные нарушения в их мозгу обратились вспять.

Подобные результаты, как говорит Карлсон, позволяют предположить, что нам нужно иначе взглянуть на старение. «Мы переоцениваем все негативные аспекты старения и недооцениваем то, что становится лучше. А лучшее – накопленные за жизнь мудрость и знания. И у нас нет средства их вернуть».

Она утверждает, что в старости мы, как в молодости, по-прежнему отчаянно хотим что-нибудь делать для общества. Ее слова напомнили мне о Лупите, которая вела активную общественно-политическую жизнь. Она умна, храбра, ее распирает от опыта и историй, но ныне она вынуждена прозябать на обочине событий, оставшись в силах только молиться.

Что, если мы пересмотрим уход за престарелыми не в сторону обслуживания их немощей, а напряжения их способностей? «Мы можем использовать стареющий мозг, чтобы вернуть обществу то, в чем оно отчаянно нуждается», – говорит Карлсон. Она указывает, что население стареет; через 20 лет у нас будет больше взрослых старше шестидесяти пяти, чем восемнадцатилетних детей. «Мы не знаем, что делают с человеком слова о том, что старение – время упадка. Если мы выразимся иначе и скажем, что старение – время отдавать окружающим, то это может всерьез помочь облегчить этот процесс».

Фена – крупная женщина в просторном розовато-лиловом одеянии-балахоне. Черные волосы африканки тронуты спереди сединой и прихвачены на висках черными гребнями. Она выглядит радушной, сердечной, даже лучезарной, о чем я ей говорю.

Она отвечает, что несколькими месяцами раньше я бы так не сказала. У Фены два сына: пятилетний Ахав и трехлетний Аналиель. Ахав рано заговорил, но года в полтора перестал. Исчезли и другие навыки – ловить мяч, пользоваться горшком. И он стал буйным. «Катастрофа – не то слово, – признается Фена. – Столько надежд, и вдруг все рушится, а ты бессильна, и тебе ничего не вернуть».