Марина Москвина - Учись видеть. Уроки творческих взлетов

Я и сама – простой персонаж некой драмы, комедии, чистого водевиля, фарса, великолепная модель для собственного наблюдения, а также документального и художественного отображения. Вся глупость и нелепость мира заключены во мне, все амбиции, я – арена борьбы между манием величия и комплексом неполноценности. Все тут есть. Только успевай записывать.

Я – царь Кощей над златом. Мои дневники – это исключительная коллекция пейзажей, героев, ситуаций, портретов, реплик… Мешки! Вы не поверите: мешки рукописных книг – мои наблюдения за этим миром.

Кроме того, у меня чудовищная память. Знаете анекдот? Ходжа Насреддин жалуется:

– У моей жены ужасная память.

– Она что, ничего не помнит?

– Нет, – ответил Насреддин. – Она помнит все!

Я – маньяк натуры. Мои дневники никогда и никто не сможет разобрать. Даже творческое наследие чудесного еврейского поэта Овсея Дриза, который прожил жизнь в России, а писал исключительно на языке идиш, и то легче будет разобрать, чем горы моих ликующе вдохновенных каракулей.

Иногда мне кажется, когда я их сожгу, я просветлюсь. Мне станет доступно единство мира. А пока мир предстает в моих записках раздробленным и слишком многомерным.

Единственное спасение в том, что я наблюдаю жизнь и людей не холодным взглядом рептилии, а жарким, любящим взглядом. Мне чужд отстраненный холодный взгляд наблюдателя. Это очень важно. Запомните: при наблюдении за этим миром ОБЯЗАТЕЛЕН горячий взгляд, исполненный любви. Иначе ты не наблюдатель божественной игры – лилы, а просто негодяй.

Вот некоторые мои заметки. С поверхности – не слишком углубляясь:

«Как-то раз к нам на семинар пришел Юрий Коваль. Все сразу испугались читать свои произведения при Ковале. Только один не побоялся и стал читать стих, мол:

Коваль очень внимательно слушал. Слушал-слушал да и говорит:

«К моей маме Люсе из Казани приехал ее первый муж и остановился у нее на неделю. Она звонит мне по телефону и говорит:

– У меня мужья такие смешные! Я им рассказываю что-нибудь, а у них обоих глаза слипаются. Я им говорю: ну, идите, спите! А они: нет!!! Мы чай хотим пить!.. Ну, умора!»

«Звонит из Екатеринбурга художник Саша Шабуров:

– Я открыл в Екатеринбурге памятник литературному герою. 280 кг металла на него ушло. Это памятник… Человеку-невидимке! Постамент – и два следа: один – мой след, один – его…»

Игорь Макаревич из форточки снимает своих героев, а наш студент Сережа Тишков снизу, с улицы, снимает Игоря Макаревича. Он делает дипломный фильм об Игоре. Но Сережа не подозревает о том, что Игорь Макаревич сейчас снимает Сережу. Взгляд одного исследователя мира встречается со взглядом другого. Наблюдающий становится Наблюдаемым. Круг замыкается.

«Пилот Кучегоров

Пассажирка Коровина

Библиотекарь Кассандрова

Таксист Лоэнгрин Иванович Минаев (все правда!)»

«Валерий Медведев, автор бестселлера “Баранкин, будь человеком!”, говорил нам на семинаре:

– Вот я считаюсь остроумным человеком. А я родился не таким, совсем не остроумным. Я этот юмор в себе натренировал!»

«Юрий Коваль – гордо:

– В свою новую повесть “Бильярд по-кармановски” я смело ввел эротическую сцену – поцелуй через бочку с солеными огурцами.

«– Я тебе не забыл, – сказал Вася Лысенко, мой одноклассник, – как ты нам всем писала сочинения по Чингизу Айтматову “Прощай, Гульсары!”. Кольке на “пять”, Крюкову на “четыре”, себе на “три”, а мне на “единицу”!»

«Я, вернувшись из долгой командировки – маме:

– Ну, как ты жила тут без меня?

– Очень хорошо, – отвечает мама. – Мне тебя отлично заменял зефир в шоколаде».

«Гуляет во дворе наш сосед с попугаем. Его спрашивают: “Продаете?” “Что вы! – отвечает. – Покупать говорящего попугая – надо знать хозяина. А то купишь прохвоста и матерщинника”».

«Мой муж Лёня надевает носок за очень важным разговором об искусстве, и у него пятка с треском оголяется.

– Так проходит слава мира, – не растерявшись, говорит Лёня».

«У Сережки и у Люси в купе ехала девушка. У ее жениха фамилия ШПРОТ!

– Какой ужас! – сказал Сергей. – Когда они поженятся, она станет Шпротихой, а дети у них будут Шпроты».

«Я моей маме Люсе – нежно:

– Ты – наша Полярная звезда…

– А вы – мой Южный Крест, – отвечает Люся».

«Прекрасный детский поэт Яков Аким на утреннике, посвященном его шести десятилетию, сказал: “Вот, ребята, как быстро летит время. Просто поверить не могу, что мне уже пять десят!”»

Тень от памятника выразительнее, чем сам памятник.

«Редактор журнала “Наша школа” Дина Крупская ходила в гости к Якову Акиму за стихами для журнала. Потом позвонила, потрясенная, и говорит:

– У таких людей надо учиться всему: как слушать, как говорить, как ходить, как улыбаться…»

«Яков Аким тоже мне позвонил и рассказал о ее посещении. Он ей пожаловался, что ближе к 80 годам стихи стал сочинять очень редко…

– Надо влюбиться! – со знанием дела порекомендовала Дина».

«Самое опасное в мире – думать, что вы что-то понимаете!»

Дзёсю

«В Уваровке сосед Леша от радикулита настоял для растирания поясницы водку на мухоморе. Ну, захотелось выпить. А ничего больше не было. Думал-думал, поставил рядом с собой телефон (в случае чего позвать на помощь), выпил и смотрит в зеркало. Видит: не побледнел, ничего. И тогда он спокойно выпил все».

«Лёня приходит вечером домой:

– Чем сегодня занималась? – он спрашивает. – Целый день искала свою сокровенную природу Будды? И, конечно, не нашла и отложила на завтра?..»

«Дзен – это религия неуважительного уважения и уважительного неуважения».

«Испанского поэта Гарсиа Лорку спросили:

– Зачем вы пишете?

– Чтобы меня любили, – ответил Гарсиа Лорка».

«Лёня: “Свечка – это замочная скважина солнца”».

«Не бойтесь грозы, монахи, вы увидите бесчисленные звезды в небе, когда она закончится!»

«Лёня: “Лучшее средство от мании величия – не иметь никаких достижений”».

Памятник Будде – со спины. Полностью необычный ракурс: как правило, Будду изображают лицом – к лицу созерцателя. И что же мы видим? Только то, о чем мы всегда и подозревали: Будда – это существо, у которого повсюду открыты окна.