Анна Колесникова - Смогла одна, или Бонусы соло материнства

Картинки глянцевых журналов ослепляют лоском ухоженных женщин, держащих на руках холеных младенцев с очаровательной улыбкой. Со страниц социальных сетей нескончаемым потоком транслируется такая грациозная в своей многозадачности успешность родительства. Рекламные ролики нежно впихивают в зрителя истории легкого и кайфового материнства, где выспавшаяся и всегда улыбающаяся мама с приторным наслаждением меняет всегда здоровому и хохочущему малышу подгузник, кормит грудным молоком, беззаботно играет в детские игры во время приготовления ужина. Слащавый миф идеального материнства миллионами гигабайтов проникает в каждую клеточку сознания, где запускается процесс разрушения настоящего и самобытного. Шаблон #счастливой жены любящего мужа обязательно украшен броской надписью #яжмать, которая всегда грамотно планирует режим дня, готовит умопомрачительные блюда по экзотическим рецептам, находится в прекрасной физической форме, обладает горячим темпераментом и блестящими навыками воспитания. Такой экспонат на ярмарке тщеславия дорогого стоит. Да только купить его невозможно – он эфемерный, пластмассовый, фальшивый.

Не скрою, во время беременности подобные образы помогали мне не сойти с ума, сродни очередной порции морфия для онкобольного. Я мечтала о том, что вот сейчас закончатся эти тягостные сорок недель позорного положения, и рождение сына принесет мне исключительно радость и блаженство. В реальной жизни мне было чаще неловко, чем комфортно. Липкое ощущение стыда несмываемым пятном расположилось прямиком в центре моей самооценки, особенно отсвечивая жирным блеском в моменты, когда я видела семейные парочки, прогуливающиеся в парке без пяти минут втроем или когда слышала радостную болтовню будущих мамочек о том, как супруг выбирает коляску и распашонки. В моем мире нас тоже было трое, но в ином составе: я, мой малыш, настойчиво заявляющий о своем существовании пинками и выкрутасами внутри, и боль. Нескончаемая. Позорная. Ядовитая. Моя совесть, загнанная в тиски бесчестия, искала выходы из удушающей реальности в совершенном мире идеального материнства, созданного маркетологами.

Тоннами печатных знаков я поглощала книги, красочно рассказывающие о прелестях материнского статуса, о радостях воспитания и чудесах развития маленького организма, где бы ни слова не говорилось о втором участнике процесса, об отце. Хотя и стараться особенно не надо было – подавляющее количество книг в стиле «Мама и Малыш» лишь на первых страницах вещают об оплодотворении, мельком упоминая роль сперматозоида – папы, а дальше – слащавая сказка о счастье лишь с двумя героями. То самое обезболивающее, жизненно необходимое для защиты травмированной психики в условиях социальной инквизиции.

Спасение приносили одинокие прогулки в красивых мечтах, где я, красивая и уверенная в себе, гуляю с прелестным улыбающимся кудрявым младенцем, которого называю сыном.

На самом же деле бутафория безупречных декораций развалилась на части буквально сразу же после обряда посвящения в материнство. Оказалось, что спутники реального родительства – это синяки под глазами, немытые волосы, потухший от бессонницы взгляд и непрерывный круговорот рутинных обязанностей по обслуживанию новой маленькой жизни. Истинная жизнь новоиспеченной мамы оказалась заточенной в тисках баночек с молочной смесью, упаковок с памперсами и перманентным стрессом. Картина дня сжалась до трехчасовых промежутков между кормлениями и коликами, в которые нужно было успеть вздремнуть, поесть самой, привести себя и квартиру в порядок.

Утро, день, вечер, ночь. Казалось бы, только недавно за окном гулом автомобилей и голосами прохожих просыпался город, как внезапно тёмное покрывало ночи висит за окном, а леденящая душу тишина окутывает пространство квартиры. Проснуться, покормить, поносить «столбиком», сменить памперс, уложить, проверить, дышит ли, не поперхнулся ли, доползти до ванной, чтобы умыться и почистить зубы, услышать плач от коликов, вернуться, укачивать, уложить, поставить чайник, снова попытаться добраться до ванной. Взгляд на часы – пора стерилизовать бутылочку, разводить смесь, менять подгузник, кормить, носить «столбиком», успокаивать от боли в маленьком животике, обессиленно упасть на диван и стеклянным взглядом смотреть сквозь стены.

Изнуряющая до отчаяния своей монотонностью рутина, в паутине которой ты просто не успеваешь понять, что прошли очередные двадцать четыре часа твоей жизни. А ты – одна-одинёшенька лицом к лицу с реальным родительством, в котором тебе не на кого опереться, не с кем поделиться, некому пожаловаться, не у кого попросить помощи. Казавшееся легким и блестящим, танго материнства превратилось в беспомощные невротические судороги одиночества. Миф о #счастливой маме милого малыша разбился вдребезги на мелкие осколки, оставив в душе глубокие шрамы. В душе – шрамы, на коже – пятна.

Казалось бы, в ежедневном водовороте исполнения материнского долга элементарно некогда задуматься о своем одиночестве, боли и ущербности. Да, с одной стороны, действительно твой мозг в авральном режиме меняет настройки и просто-напросто вытесняет тот травматический груз, который резервы психики уже не выдерживают. Вытесняет, но не уничтожает. Процесс решения насущных задач запихивает душевные проблемы в самый глухой и темный угол нашего сознания. Мякоть невысказанной обиды начинает медленно тухнуть. Влага невыплаканных слез покрывается плесенью. И в тот самый момент резервуар души больше не в силах удержать в себе это зловоние, начинает болеть тело. Оно молча стонет в оглушающей тишине. Так рождаются аутоимунные заболевания. Своеобразная гражданская война внутри тебя. Борьба организма с самим собой. Битва тела и души. Столкновение идеальной картинки и реального положения вещей.

Поединок между тем, что я сделала, и тем, что я должна была сделать по разумению здравого смысла общества, продолжался, и моя материнская инициация его не разрешила. Скорее, усугубила. Подсознательно я корила себя за совершенный шаг, отрицая себя. Решившись родить ребенка в соло партии, я дала возможность новой жизни увидеть свет, но это совсем не означало, что бури сомнений внутри моей души улеглись. Приветливые улыбки, звонкий хохот и веселые беседы с приятелями и коллегами по телефону были качественными ширмами, за которыми липкими червяками извивались боль, унижение и отвержение. Я отрицала себя и свое право быть неформатной. Я обесценивала свой выбор и свою сущность, и моя кожа сигнализировала об этом всем вокруг: «Не смотрите на меня! Не трогайте меня! Не любите меня! Я – иная. Я отличаюсь от вас».