Артур Ширази - #КрымВсем

Я, конечно же, включил камеру и напросился на складное сидение рядом с водителем, чтобы иметь лучший обзор. Меня пустили без извечного водительского пренебрежения, спокойно и с пониманием. И я предался творческим поискам лучших видов и ракурсов. На приборной панели прямо передо мной было наклеено пару наклеек, типа «Крым наш!». На одной, где были изображены друг напротив друга Хрущёв и Путин, яркими буквами красовалось: «Крым сдал! Крым принял!», и я не преминул сделать переход от этих картинок к виду белоснежных арок, надвигающихся на нас впереди. В радиомагнитоле водителя при этом, как по заказу, солист ДДТ отрывисто рубил слова, которые я уловил только краем своего внимания, занятого съёмкой.

И наш патриотизм не очень высок.

Он не фужер на банкете, не танцор нагишом.

Он не гимны, не марши, не речей песок.

Он наивен, прост и даже смешон.

Он не дубина, не народ, не вождь.

Не чугунный цветок в гранитной руке.

Он там, где мы хоронили дождь.

Он солнце, тонущее в реке…

Чтобы понять смысл, надо было слушать. Мне же было не до того. Позже я нашёл эти слова, потому что они показались мне важными. Но в эти несколько минут летящей под тобой ленты асфальта среди стальных волн, я фиксировал особенное, как мне казалось, событие, которое в целом прошло более буднично, чем я ожидал. За окном автобуса короткими всплесками мелькали столбы освещения на экране скучной ряби серой воды пролива. Десять минут на полной скорости и никакого чуда не произошло, кроме того, что я никогда так быстро не перемещался с Таманского на Керченский полуостров. Хотя галочку внутри поставил: Крымский мост реален, и – грандиозен.

Потом была остановка в Керчи, на которую у нас ушло около часа со всем этим тягомотным движением по узким городским улицам и стоянием на платформе вокзала. А после этого мы выехали на строящуюся трассу «Таврида». Где снова – стояли в бесконечных пробках.

В Феодосию мы опоздали на час. Водитель сослался на дорожные условия на трассе и извиняться за них не стал. Мы же пребывали в некотором шоке: хоть и не очень дорогие, но билеты на следующий рейс пропадали.

Как только мы остановились на платформе автовокзала и вышли с вещами на жаркое солнце, я в первую очередь побежал узнать нашу судьбу, оставив Леську с вещами у ближайшей скамейки. Открыв синюю выкрашенную толстым слоем краски старую дверь с крупными буквами «ДИСПЕТЧЕРСКАЯ», я оказался в прохладном раю помещения с кондиционером. Решительно подошёл к стойке, за которой сидела женщина лет 50, и стал, как мог подробно, описывать ситуацию. Диспетчер, не глядя на меня, слушала, при этом постоянно отвлекаясь на входящих к ней с путевыми листами водителей рейсов. Потом вдруг, совсем неожиданно для меня, флегматично остановила мои объяснения:

– Мужчина. А от меня-то вы что хотите?

Я ей ещё раз стал объяснять, что не по нашей вине, и что билет уже куплен. А она:

– Я этим не занимаюсь, обращайтесь в компанию перевозчика.

Я добавил напору:

– Вот я и пришёл к вам, чтобы узнать, куда мне обратиться, если мы опоздали.

И тут женщина скучающе мне заявила, что автобус, о котором я говорю, ещё не прибыл. И идёт с опозданием в полтора часа из-за пробок на маршруте.

Я ошарашено смотрел на неё. С одной стороны – облегчение. Вопрос разрешался в лучшую сторону. С другой – шок от человеческого невнимания.

– А раньше нельзя было сказать? – я пытался апеллировать к простым человеческим формам общения, но не учёл, что эти люди при исполнении, и давно развенчали смысл человечности, которая им доставляла только проблемы.

– А табло на что висит в зале? – холодным взглядом женщина впервые посмотрела на меня, повысив голос для убедительности. – Рейс задерживается по причине сложных дорожных условий.

– Ладно, понятно всё, – я развернулся и, сдержавшись от своих комментарий в адрес диспетчерши, которые ей, по-моему, вообще были безразличны, вышел на душную улицу. Сервис Крыма приветствовал гостей полуострова запоминающимся приёмом. Мне не в первой, конечно, поэтому я проглотил и быстро забыл. Главное, вроде бы не опоздали на свой следующий автобус.

На посадочных платформах суета и людской гвалт. Непрерывно подъезжающие автобусы даже моторы не глушили, обдавая людей жаркими потоками выхлопных газов. И к ним – струйки людей, просачивающихся в узком проходе решёток ограждений вокруг мест ожидания. Суетливые, изможденные.

По-свойски здесь чувствовали себя только пожилые бабки с табличками «Сдаю Комнаты». Одна из них ругалась с молодым полицейским, который уже не в первый раз абсолютно беззлобно выводил её с посадочных платформ, оправдывая свою настойчивость замыленной фразой «не положено». Бабка скандально вопила:

– Ишь, ты! Молодой, а такой наглый! Ты бабушку дохода лишаешь, куска хлеба! Не стыдно?!

Бабульку потрясывало от возмущения:

– Чтоб и тебе пусто было! Понял? Вот увидишь, моё слово действенное. Вспомнишь ещё!

Другие бабки-зазывалы, что вальяжно сидели на горячих скамеечках вместе с ожидающими пассажирами, успокаивали её, просили не нарываться, а та, неугомонная, им в ответ:

– А ты меня не учи. Я знаю сама, что надо мне делать, а что нет. Что хочу, то и делаю!

Полицейский в очередной раз выводил старушку и удалялся, а бабка снова семенила к выходящим из автобусов новым приезжим, после чего снова выдворялась с платформ терпеливым надзирателем.

Я сидел рядом с Лесей и смотрел на это представление. Бабка явно была не адекватна. Ажиотаж начинающегося курортного сезона приводил к обострению её отклонений.

В конце концов, полицейский предупредил:

– Ещё раз нарушите, отведу в участок.

Устав от этого сериала, я посмотрел на Лесю и предложил:

– Может, пойдём, погуляем?

– Куда? А если автобус придёт? – округлила глаза она.

– А мы его вон там подождём. – Я кивнул в сторону поворота с улицы, откуда весь пассажирский транспорт въезжал к вокзалу. – У того храма.

На противоположной стороне привокзальной площади празднично возвышался церковный комплекс. Я не сразу его и заметил в этой суете. А теперь глаз хотел рассмотреть его в подробностях, такой изысканной была его архитектура.

Казалось, что весь ансамбль был вырезан искусной рукой из белого, празднично сияющего в солнце, камня. Главный храм не взлетал ввысь лёгкими линиями, а уступами широкой пирамиды поднимался к своей верхушке, которую завершал гранёный зеленый купол с золотым крестом. Уступы волнами округлялись островерхими кокошниками, в которых были вписаны изображения крылатых херувимов и лики святых. Яркие разноцветные краски делали их жизнерадостными и добрыми. Невысокая звонница окружена короткой колоннадой из округло утолщенных по середине колонн в старорусском стиле. Такие же были вписаны и в узорные стрельчатые окна.