Фрэнк Мартела - Wonderful Life. Размышления о том, как найти смысл жизни

Нейровизуализационное исследование [81] Нейровизуализация – общее название нескольких методов, позволяющих визуализировать структуру, функции и биохимические характеристики мозга. Включает компьютерную томографию, магниторезонансную томографию и т. п. , проведенное в Северо-Западном университете, в котором приняли участие восемьдесят четыре человека, показало, что увеличение межнейронных связей в области медиальной височной доли, которое наблюдается при мысленном путешествии в прошлое или будущее, коррелируется с ответами людей о том, насколько осмысленной они считают свою жизнь [82] Adam Waytz, Hal E. Hershfield & Diana I. Tamir, “Mental Simulation and Meaning in Life,” Journal of Personality and Social Psychology 108, no. 2 (2015): 336–355, study 1. .

Путешествие в прошлое, таким образом, может дать нам ностальгическое чувство смысла жизни. Мы, люди, странным образом настроены так, что можем видеть смысл в будущем. Рефлексия дает возможность надеждам сбыться: мы способны видеть лучшее будущее и предпринимать шаги, чтобы сделать его реальностью. Цели, которые мы считаем значительными и которые ставим для нашего будущего, – это то, что зачастую делает наши ежедневные усилия и даже борьбу стоящими. Мы в состоянии выдерживать текущие страдания и боль гораздо лучше, если способны сохранять надежду и веру в то, что в будущем нас ждет нечто значимое.

Но за нашу способность к рефлексии приходится платить. С ней мы перестали удовлетворяться инстинктивными целями, которые движут большинством особей животного мира. Это одновременно и благословение, и проклятие, что мы фатально пойманы в ловушку мира, который простирается от прошлого к будущему. Мы строим планы и волнуемся о том, что может произойти или не произойти в отдаленном будущем. Мы размышляем о произошедшем с нами в прошлом, бередя старые раны или лелея воспоминания. Наша проблема в сравнении с животными состоит в том, что мы можем вдруг остановиться посреди какого-то действия и, охваченные рефлекторным самоанализом, спросить себя: «Какой в этом смысл? Зачем я это делаю?»

Таким образом, рефлексия нуждается в некоторого рода обоснованности [83] Human sociality and living in large tribes most probably had much to do with why we developed the unique capacity for reflection as, e.g., Dunbar has argued. Also the need for justification most probably had much to do with the need to justify our actions to others as, e.g., Haidt has argued. See Robin I. M. Dunbar, “The Social Brain Hypothesis,” Evolutionary Anthropology: Issues, News, and Reviews 6, no. 5 (1998): 178–190. And Jonathan Haidt, “The Emotional Dog and Its Rational Tail: A Social Intuitionist Approach to Moral Judgment,” Psychological Review 108 (2001): 814–834. .

Когда встает вопрос «зачем?», нам нужен убедительный ответ. Нам необходимо подтверждение наших действий, даже если мы проанализировали их. Именно здесь кроется источник нашей потребности в смысле. Как рефлексирующим существам, нам необходимо чувствовать, что в наших действиях есть смысл, что за ними стоит причина или цель и что они тем или иным образом значимы и вносят свой вклад в нечто стоящее [84] See Frank Martela & Michael F. Steger, “The Meaning of Meaning in Life: Coherence, Purpose, and Significance as the Three Facets of Meaning,” Journal of Positive Psychology, 11, no. 5 (2016): 531–545. . Чтобы дать себе в этом ответ, нам нужна некоторая концептуальная схема, своего рода миропонимание, которое могло бы точно указать нам, какие действия и цели достойны воплощения, а какие бесполезны; в общем, подойдя к этой неизбежной развилке на своем пути, нам нужно полноценное, эффективное мировоззрение, которое направило бы нас по достойному пути. Если такой концептуальной структуры у нас нет, это может иметь печальные последствия.

Уже в период Второй мировой войны Эрих Фромм, социальный психолог и психоаналитик, заметил, что современный человек «освободился от оков пре-индивидуалистического общества», которое ранее ограничивало его [85] Erich Fromm, Escape from Freedom (New York: Avon Books, 1965), p. viii. The first edition of the book was published in 1941. .

В то время как многие приветствовали это освобождение как последнюю ступень эволюции человека, на которой тот становился самодостаточным индивидуумом, способным к самореализации, в реальности все пошло не столь гладко. Несмотря на в чем-то ограничительный характер, концептуальная структура традиционной культуры давала людям чувство безопасности, постижимости, направления и смысла. Когда такой структуры не стало, людям все равно нужно было знать, что делать со своими жизнями и как наполнить их смыслом. К сожалению, у недавно освободившейся культуры не было подходящих или обнадеживающих ответов, и это выбило из колеи многих людей и поселило в них чувство тревоги, изолированности и дезориентации. Свобода, которая должна была случиться, в реальности превратилась в побег от нее. И люди стали готовы поклониться любой хоть сколько-нибудь значимой фигуре, способной дать им точные ответы на большие жизненные вопросы и таким образом подарить хоть какую-то стабильность, в которой они так отчаянно нуждались.

Согласно анализу Фромма, современный человек «охвачен беспокойством и подвержен соблазну отдать свою свободу всевозможным диктаторам или потерять её, превратившись в маленький винтик машины: не в свободного человека, а в хорошо накормленный и хорошо одетый автомат» [86] Fromm, Escape from Freedom, xii. [87] Пер. А.В. Александрова. . Для Фромма это и явилось корнем появления фашизма в Европе в 30-х годах XX века, зверства которого хорошо известны. Сегодня на политическом ландшафте западного мира мы наблюдаем сходные тревожные процессы, что сигнализирует настойчивую необходимость создать рефлексивную концептуальную структуру и систему ценностей, которая была бы не только универсально обоснованной, но могла бы противостоять цинизму и расколу, свойственным нашему времени.

Альтернативный выбор – неуверенность и регрессивные концептуальные структуры с навязанными авторитарными ценностями, подрывающими принципы заботы о ближнем, равенства и свободы как основ того образа жизни, который мы построили для себя, начиная с появления первых ростков демократических обществ в восемнадцатом веке.

Если мы не сможем этого сделать, значит, мы просто пустили по ветру совершенно потрясающую когнитивную революцию.

Зачем же искать смысл жизни, если мы считаем, что он уже есть? Этот простой вопрос обнажает ту системную ошибку, которая свойственна западному мышлению в отношении вопроса о смысле и значимости жизни. Профессор Михаэль Стегер, еще один ведущий эксперт в области психологии смысла жизни, исследовал соотношение наличия смысла в жизни людей и его поиска ими и обнаружил, что в Соединенных Штатах это соотношение разнонаправленно: чем больше было смысла в жизни человека, тем меньше он искал его [88] Michael F. Steger, Yoshito Kawabata, Satoshi Shimai & Keiko Otake, “The Meaningful Life in Japan and the United States: Levels and Correlates of Meaning in Life,” Journal of Research in Personality 42, no. 3 (2008), 660–678. . В отношении смысла жизни мы ведем себя, исходя из режима дефицита: нам интересна та тема, в которой больше вопросов, чем ответов. Однако когда Стегер изучал тот же вопрос в Японии, он обнаружил, что там в соотношении наличия и поиска смысла жизни не было полярности, но присутствовала гармония: человек, уже живущий осмысленной жизнью, стремился познать, как можно жить еще более осмысленно. Возможно, что открытость к размышлению о смысле собственной жизни – это то, что давало людям возможность делать такие жизненные выборы, которые прежде всего увеличивали бы смысл и значимость их жизни.