Фрэнк Мартела - Wonderful Life. Размышления о том, как найти смысл жизни

В этом отношении восточные культуры, вероятно, мудрее западных. Даже если в вашей жизни уже есть определенный смысл, часто продуктивнее искать все лучшие источники смысла жизни. Это не отчаянный призыв попытаться заполнить пустоту, это приглашение поразмышлять о своей жизни и найти больше путей и возможностей для того, чтобы жить в гармонии с тем, что вы делаете, что выбираете, в какие взаимоотношения вступаете, чтобы все это наполняло ваши дни бОльшим смыслом. Мы незавершенное произведение в стадии развития, и радость бытия человеком состоит в том, что мы знаем об этом, мы знаем, что в каждом из нас есть место для большего понимания, совершенствования и личной самореализации. Вместо того чтобы стенать и жаловаться на то, чего вам не хватает, проведите инвентаризацию того, чем вы уже обладаете, и найдите, как можно использовать это. Освободитесь, чтобы посмотреть в себя и понять то, что вы сейчас интуитивно знаете: ваша жизнь уже имеет смысл.

Представьте себе следующее: вы в аэропорту заряжаете свой айфон, и вдруг к вам подходит человек и спрашивает: «Вы верите в электричество?» И вы, и я, и любой человек в аэропорту знаем, что современный стиль жизни вертится вокруг электричества, а поэтому совершенно бессмысленно вообще спорить по этому поводу. Вопрос сам по себе бессмысленный. Но тут человек наклоняется к вам ближе и задает следующий вопрос: «Вы верите в Бога?» Этот вопрос более весомый, и, вне зависимости от того, что вы ответите, скорее всего, это будет что-то, о чем вы уже когда-то размышляли, а возможно, и спорили в своей жизни. Вы понимаете, что, в отличие от бессмысленного вопроса об электричестве, вопрос о вашей вере в Бога настоящий. И это современно поднимать тему религии.

Для европейца, жившего пятьсот лет назад, вопрос о Боге был бы таким же диким, как для нас сейчас вопрос об электричестве. Присутствие Бога – а отнюдь не электричества – было повсюду. В жизни средневекового европейца преобладало сверхъестественное: духи, демоны и магия. Распространенным было убеждение, что нездоровый человек одержим демоном, который мог толкнуть его на злонамеренные действия [89] Charles Taylor, A Secular Age (Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press, 2007). The description of the worldview of people living in the 1500s is mainly based on chapter 1 of Taylor’s book. . Останки святых обладали целительной силой. Бури, засухи, эпидемии чумы и урожайные годы – все рассматривалось как деяния Бога. Люди регулярно собирались для участия в коллективных обрядах, например, для чтения Евангелия на полях, чтобы отвадить злых духов, которые могли навредить урожаю [90] Taylor, A Secular Age, 42, based on Stephen Wilson, The Magical Universe (London: Hambledon & London, 2004). . По словам немецкого социолога Макса Вебера, мир средневекового человека был заколдован [91] Max Weber, The Sociology of Religion (Boston: Beacon Press, 1971). .

Существование Бога и духов не относилось к вопросам веры, это было непосредственной данностью. Весь космос представлял собой значимое единство, в котором все части дополняли друг друга, являясь частью единого плана. Так было не только в средневековой Европе, но и по всему миру. Разумеется, имена и функции духовных сущностей в разных культурах были различны. Некоторые культуры верили в единого всемогущего Бога-творца, другие – во множество местных духов [92] There is, of course, a big leap in worldviews between belief in local spirits and one omnipotent creator God, but we have no space to go through the so-called axial revolution and how that transformed our worldviews. . Вне зависимости от частностей различных верований, тот зачарованный мир был миром, в котором духи, демоны, боги и космические силы постоянно влияли на ежедневные события и происшествия, большие и малые.

В том мире магических сил не существовало четких различий между «естественным» и «сверхъестественным» объяснением происходящего; тогда еще не развилось и не сформировалось научное мировоззрение, которое обосновало бы приоритет первого. Теоретически человек мог отрицать или ставить под сомнение существование определенных духовных существ: существовал ли некий определенный дух или же определенная природа или сила Бога, но если бы кто-то вдруг захотел вообще отринуть духовное мировоззрение и перестать верить в этот зачарованный мир, у него не было плана Б. Альтернативного мировоззрения просто не было. «Расколдованность» как возможное мировоззрение тогда еще не была изобретена. Концептуальные инструменты и идеи, на которых можно было бы базировать неверие, еще попросту не существовали. Вместо этого заколдованность формировала единство всеобщего мировоззрения, и потому было невозможно устраниться от коллективных ритуалов и обычаев, встроенных в повседневную жизнь каждого человека, что поддерживало и усиливало эту идеологию.

То, как современный человек говорит о смысле жизни, не будет иметь абсолютно никакого смысла ни для средневекового крестьянина, ни для таких великих античных мыслителей, как Аристотель или Эпиктет, потому что у нас фундаментальная разница в мировоззрениях. На протяжении большей части человеческой истории люди не задавались вопросом о смысле жизни, потому что не было необходимости об этом думать. В заколдованном мире было очевидно, что вся жизнь существовала для исполнения более грандиозной, космически обусловленной или божественно данной цели. До наступления модернизма взгляд наших предков на мир и место человека в нем был позитивен и самобытен. Их мир, по крайней мере с точки зрения космогонии, был упорядочен настолько, насколько наш нет. Античные греки не имели никакого представления о тайнах жизни черных дыр, не говоря уже об искусстве постмодернизма или сканерах мозга. Даже самые смелые идеи Аристотеля, известнейшего греческого философа, жившего в третьем веке до нашей эры, были окрашены тем мировоззрением заколдованного мира, в котором жил он и его современники.

Если бы проводился конкурс на то, кто из личностей наиболее повлиял на западное мышление, Аристотель точно вышел бы в полуфинал, встретившись в нем с такими тяжеловесами, как Иисус Христос и Исаак Ньютон. В одной из самых известных и наиболее изучаемых книг по этике «Никомаховой этике» Аристотель размышляет об идее наивысшего блага для человека. Если точнее, он искал «некий предел наших деяний, которого мы желаем ради его самого» [93] Aristotle, Nicomachean Ethics, trans. Robert C. Bartlett & Susan D. Collins (Chicago: University of Chicago Press, Chicago, 2012). . Он стремился разгадать, что делает нас особенными по сравнению с животными, и был убежден, что наша человеческая природа сама в себе содержит ключи к тому, что определяет наивысшее благо для человека. Есть искушение объединить идею наивысшего блага со смыслом жизни. Однако тогда я вынужден буду возразить, что Аристотель, исследуя концепцию блага для человека, отнюдь не рассуждал о смысле жизни. Он, безусловно, рассматривал идею человеческой цели, но не под тем углом. Или, точнее сказать, его исследование было ограничено временем, в котором он жил, и оно не имело в себе одного центрального элемента – абсурда.