Этери Чаландзия - Стадия зеркала. Когда женщина знает, чего хочет

Кроме конкретных родственников есть еще и конкретные явления. Например, работа, с которой большинство мужчин неразлучны, как садовод с лопатой. Если он ненавидит продажу консервированных огурцов, но вынужден торговать, чтобы жить самому и давать жизнь другим, это плохо. По-своему еще хуже, если он влюблен в свое дело и на ночь глядя любуется не вашими прелестями, а своими банками. Им-то друг с другом, понятное дело, хорошо, а вам? Особенно когда вы во всем новом и алом лежите поперек кровати и тщетно пытаетесь переключить внимание мужчины с огурца на свое многозначительное белье. А если огурцы – это молоденькие студентки-артистки, которым он самозабвенно и самоотверженно преподает пантомиму и миманс без выходных и праздников, да еще на последнем издыхании отрабатывает сверхурочные и берет работу на дом? О каком безраздельном и даже частичном владении мужчиной можно говорить, когда он окружен толпой двадцатилетних старлеток? С другой стороны, если он аптекарь, пьет бром и ходит на службу по часам с понедельника по пятницу, воспламенит ли он наше неспокойное сердце? Не знаю.

Однако самую большую проблему, как всегда, представляем мы сами. В конце концов, и старлетки не чума, и среди бывших жен попадаются приличные женщины, и дети, случается, любят папу, и его мама – приличный человек, и работа не волк, а счастья все равно нет. Почему? Потому что непонятно, где проходит та заковыристая граница, которая отделяет нас от предмета нашей любви.

Должна сказать, что с трудом понимаю, где в близких отношениях с мужчиной начинаюсь и заканчиваюсь я, собственной персоной. Где и в каких количествах мы вместе, а где без проблем и обид по отдельности. С самого начала своих осмысленных союзов я задавалась этим вопросом и все не находила ответа. Вот вдруг поехать отдыхать не вместе, как слипшиеся помидоры, а порознь, это что – все, начало конца? Ну, захотелось ему рвануть в Питер одному на своей дурацкой машине, и что? Мне всегда казалось – ничего. Я сама убежденная одиночка, долго и с трудом привыкала к сиамскому синдрому, от которого все индивидуалисты и эгоисты страдают после потери личной свободы. Другое дело, что, когда я хочу на своей прекрасной машине устремиться за Полярный круг, я уверена в себе и в том, что на соседнем сиденье не раскинется неучтенный и загорелый маугли, о котором в моем паспорте ничего не сказано. А кто поручится за то, что у мужчины во время его пробега по отечественному бездорожью в салоне автомобиля не заведется длинноногая цапля с влюбленными глазами? Никто.

Поэтому, как только они отправляются в путь, тут же, как вороны на телефонные провода, к нам на диваны слетаются возбужденные подружки и начинают каркать о мужской неверности. Одного уверенного «кыш» бывает достаточно, чтобы распугать эту зловещую стаю, но осадочек-то остается.

Сколько женщин, заходя в ресторан, с первого взгляда сканируют обстановку и, как будто невзначай, сажают мужчину спиной ко всем цесаркам, сидящим с распушенным хвостом и невинным взглядом? Кому мы не верим? Своим мужчинам или самим себе? Мы проявляем разумные предосторожности или страдаем глубокой формой параноидального расстройства?

Тут вопросов больше, чем ответов. Как доверять, но не впадать в наивность? Как жить вместе, но сохранить независимость? Как позволить ему помогать и поддерживать, но не испытывать при этом собственной беспомощности? Как дать свободу и не почувствовать себя жертвой? Как привязаться, но не задушить? Как жить вдвоем, оставаясь самой собой? Это только на первых порах подобных проблем не возникает. На первых порах вообще никаких проблем не возникает, но ведь время-то идет. И не всегда хочется менять мужчину только потому, что количество вопросов без ответов и самостоятельно нажитых седых волос увеличивается в угрожающей прогрессии.

Один из вариантов – понять и принять, что в вопросе взаимоотношений слова «мой» или «моя» – исключительно фигура речи. Почти так же, как «мой поезд» и «моя вилка». Это насмотревшись во влюбленные глаза друг другу, мы сначала немного забываемся, а потом и вовсе теряем чувство реальности, и нам всерьез начинает казаться, что «мой» муж – это навечно, как мой нос или мой большой палец.

К сожалению, подобная недальновидность до добра не доводит. Мы все «чьи-то» ровно до тех пор, пока нам самим это нравится. Но инерция и привычка – две страшные силы. И оказывается проще простого проморгать и прохлопать момент, когда один из партнеров по разным причинам начинает нуждаться в некотором расширении свобод и полномочий. И, если он захотел сам без вас выбрать себе машину, это еще не значит, что всему конец и пора в отместку заводить трех любовников.

Да, часто женщина не готова отступить с завоеванной территории. Когда вы привыкаете звонить по сорок раз на дню и рассказывать, какая красивая птичка сейчас села вам на капот и что вы чувствуете после плотного обеда, бывает непросто остановиться. Может, это теперь стиль и образ вашей жизни, вы искренне тащитесь от такой плотной связи с мужчиной и ни сном, ни духом, что его уже который год тайно тошнит и от вас, и от вашего капота.

Да, никто, кроме нас, не в состоянии определить границы собственных свобод, но любовь сама, с одной стороны, свобода, а с другой – бесконечная череда обязательств. При благоприятном развитии событий навык делиться собственными свободами и ловко и изящно разделять чужие приходит с опытом.

Наверняка для того, чтобы в один прекрасный день не обнаружить себя на веревочке или не обнаружить кого-то другого на своем коротком поводке, нельзя терять чувства реальности и способности объективно оценивать происходящее с вами и вокруг вас. В любви не все возможно детализировать, осмыслить, проверить, измерить, взвесить и упаковать. Нельзя подстраховаться до такой степени, чтобы не совершить ни одной ошибки. Нужно разговаривать и договариваться. Сесть вместе, налить успокоительное и обсудить, что, как и в каких количествах нравится, что не нравится, что смущает, что пугает, а от чего с души воротит. Если два человека не случайно привязались друг к другу, у них наверняка найдутся время и желание понять, кто где заканчивается и начинается, без ущерба для психического и физического здоровья обоих. И бывает очень полезно разобраться в том, насколько безраздельно вы принадлежите человеку, который вами владеет.

У меня есть в Берлине любимый магазин. Маленький, уютный, на тихой улице, с запахом ванили и белыми болонками Фи-Фи и Ки-Ки, вечно дремлющими то в корзине, то на креслах, то на бусах и галстуках в витрине. Хозяйка, пожилая и прекрасная фрау Августа в мутных жемчугах прошлого века, всегда так вам рада, словно вы тот Карлсон, что улетел, обещал вернуться и сдержал обещание. Пока вы перебираете вешалки, она и кофе сварит, и сплетни про соседей расскажет, и о тех, с кем переспали ее Фи-Фи и Ки-Ки, доложит. И вещи там совершенно волшебные – шелковые платья, старинные кружева, лайковые перчатки, броши, диадемы, браслеты и невыносимо прекрасные шляпки-таблетки с вуалями. В общем, куча старого барахла с довольно внушительными ценниками.