Евгений Попов - Социализм и судьба России

Братищев отмечает, что в СССР существовали два вида мелкотоварного уклада: «а) легальный в виде подсобных хозяйств колхозников и рабочих совхозов, и нелегальный в «виде строительных бригад «шабашников», лиц, занимавшихся ремонтом квартир, автомобилей, бытовой техники, а также машинисток, врачей, адвокатов, портных, парикмахеров, художников, дизайнеров, кустарей различной спецификации и т. п., работавших, сплошь и рядом «без вывески» и не плативших налоги.

Но все это относительно невинные формы теневой хозяйственной деятельности. Гораздо хуже было то, что стихийно возник не просто частновладельческий, но подпольный криминальный бизнес. Согласно данным профессора Л.П. Орленко он вкупе с прочими формами теневой частнохозяйственной деятельности давал около 10 % валового внутреннего продукта СССР [65,37]» [56, 550].

Братишев считает, что лучше было бы легализовать частный сектор, перейти, так сказать, к новому нэпу. В этом случае «мелкие и средние предприниматели попали бы под финансовый и законодательный контроль государства, платили бы соответствующие налоги, пополняя государственный бюджет. Будучи подконтрольны, они были бы не опасны для социалистического общества в СССР. Более того, правильная экономическая политика косвенно подчинила бы их хозяйственную деятельность задачам укрепления и совершенствования социализма. Имел бы место юридически, политически и экономически оформленный переход от декларируемого «развитого» социализма к фактически сложившемуся раннему социализму» [56, 550–551].

Экономика России в случае возвращения на путь социалистического развития также должна быть смешанной: «…ранний социализм предполагает длительное совместное существование социалистического уклада с мелкотоварным укладом, со средним и даже крупным бизнесом, с госкапиталистическими предприятиями» [56, 552].

Братищев даёт отповедь тем теоретикам, которые считают причиной кризиса социализма сохранение товарно-денежных отношений (Ацюковский).

«Как известно, многоукладность и ряд других факторов [66] обусловливают объективную необходимость при социализме товарно-денежных отношений. В связи с этим напомним, что основоположники марксизма не предусматривали ранней стадии в развитии социализма. Поэтому они не могли «предсказать» сохранение товарного производства и товарно-денежных отношений в жизни социалистического общества. Это обстоятельство породило целую плеяду догматиков, которые объявляют главной причиной гибели советского социализма наличие рынка, товара, денег, товарного обращения, финансовой системы и т. д. Подобная оценка противоположна марксизму » [56, 553]. Основная мысль верна, но Братищев недооценивает классиков. Так Энгельс в «Принципах коммунизма» на вопрос: «Возможно ли уничтожить частную собственность сразу»? – отвечает:

«Нет, невозможно, точно так же, как нельзя сразу увеличить имеющиеся производительные силы в таких пределах, какие необходимы для создания общественного хозяйства. Поэтому надвигающаяся но всем признакам революция пролетариата сможет только постепенно преобразовать нынешнее общество и только тогда уничтожит частную собственностъ, когда будет создана необходимая для этого масса средств производства». [10 т 1, 86–87]. Таким образом, классики предсказывали сохранение частной собственности, а, следовательно, товарного производства и товарно-денежных отношений на первой стадии коммунизма, т. е. неявно предусматривали наличие раннего социализма, только термина такого не вводили.

В данной главе представлены идеи, которые трудно назвать марксистскими, а иногда и просто разумными. Однако для полноты обзора они представлены, поскольку существуют, а поэтому оказывают некоторое влияние на развитие общества. Они примыкают к идеям «демократических социалистов», а вот с какой стороны: справа, слева, посередине – сказать трудно.

Е.И. Шоль в книге «Прослойка», изданной в 1996 году, предложил базирующуюся на классовом анализе теорию развития общества, претендующую на коренное развитие («снятие», как сказали бы последователи Вазюлина) марксизма.

Основная идея Шоля состоит в том, что в обществе классы всегда распределены по схеме: эксплуататорские классы – прослойка – эксплуатируемые классы. Например, для капиталистического общества в России после февраля 1917 года он предлагает схему табл.13.1, где: буржуазия – «частные собственники средств производства и обращения», профессиональные общественники – «государственные чиновники, адвокаты, духовенство…», управленцы производством – «фабричные, путевые, горные и др. производственные инженеры», коммерсанты – «купечество, лоточники…», работники культуры – «художники, писатели, артисты», научные работники – «профессора, ученые…» [67, 11].

Таблица 13.1

Классовая система при капитализме.

Все перечисленные элементы прослойки он считает классами (что и мы будем считать в этом разделе). Все революционные изменения в обществе происходят из-за стремления самого верхнего класса в прослойке занять положение господствующего класса: «Движущаяся сила всякой «перестройки» формируется в среде «прослойки». Этой силой всегда является класс, находящийся в «прослойке» и близкий по своему положению к господствующему классу. Из этого следует, что реальная угроза любому господствующему классу всегда исходит от класса, занимающего «верхнее» место в «прослойке» – именно этот класс и будет организовывать в обществе социальную «смуту». Таким образом, изучая происходящие в «прослойке» социальные процессы, можно прогнозировать и развитие социального процесса всего общества… Исполнительной силой всякой перестройки являются эксплуатируемые классы и «прослойка» без выделившегося из нее нового господствующего класса.»[67, 85–86]. В соответствии с этой схемой после Октябрьской революции 1917 года место эксплуататорского класса вместо буржуазии заняли профессиональные общественники: «политработники (партийный аппарат, профсоюзный аппарат, государственный аппарат)» [67, 20].

Видно, однако, что этот список существенно отличается от состава профессиональных общественников двумя абзацами выше. Т. е. к власти пришел не тот класс профессиональных общественников, который был до революции, а тот, который сформировался после революции. Революцию делали не передовые представители класса профессиональных общественников, а отступники этого класса. Шоль говорит, что это, мол, все хитрость профессиональных общественников. Однако в этом случае должна быть мощная организация, сговор среди профессиональных общественников царской России. Даже намека на это не было. Т. е. логика Шоля основана просто на встраивание событий в прокрустово ложе его схемы. Аналогично «объясняются» нэп и коллективизация.