Игорь Скрипюк - 111 баек для тренеров: истории, анекдоты, мифы, сказки

На военном корабле канонир небрежно завинтил гайку пушечной цепи и не закрепил как следует колеса орудия. В открытом море орудие сорвалось с цепи и начало метаться от борта к борту. На нижней палубе оно убило несколько человек, разбило двадцать орудий, повредило обшивку корабля, угрожая гибелью кораблю, его команде и пассажирам. Канонир, ставший виновником несчастья, рискуя жизнью, проявил мужество и сумел остановить «разбушевавшееся» орудие. Как был отмечен поступок этого человека?

Канонира привели к старому генералу.

Старик бросил на канонира быстрый взгляд.

– Подойди сюда, – приказал он.

Канонир сделал шаг вперед.

Старик повернулся к графу дю Буабертло, снял с его груди крест Святого Людовика и прикрепил его к куртке канонира.

– Ур-ра! – прокричали матросы.

Солдаты морской пехоты взяли на караул. Но старый генерал, указав пальцем на сияющего от счастья канонира, добавил:

– А теперь расстрелять его [14, с. 35-47].

Давным-давно, в студенческие годы был у меня приятель Леня. Хотя и старше меня на пару лет, но находившийся под очень жесткой опекой своей мамы. Любовь Антоновна, так ее звали, будучи женщиной волевой и деловой, точно знала, что Леня должен делать и чего не должен нив коем случае. Особенно этот контроль касался пищи. Дело в том, что Леня был юноша болезненный: желудок временами побаливал, печень пошаливала, и еще кое-какие симптомы обнаруживались. Поэтому меню ему устанавливала только Любовь Антоновна. Все только отварное, паровое, протертое. И ничего соленого, острого, жирного. Уж не знаю, в силу ли скрытых болезней или из-за жесткой диеты, но выглядел Леня действительно очень болезненно: худой, с ввалившимися щеками, нездоровым цветом кожи.

Особенно интересно было наблюдать, когда Леня с мамой обедали в столовой. «Леня, не смей есть горчицу», – кричала Любовь Антоновна, направляясь к раз-

Когда мы приехали с Леней к моим родителям, я, конечно, предупредил свою маму, что приятелю не все можно есть, чем вызвал у нее стрессовое состояние. «Чем же я его кормить буду, – заволновалась она, – ведь я же никогда специальную диетическую пищу не готовила». После обсуждения внезапной проблемы пришли к соломонову решению: еда готовится самая разнообразная, чтобы был выбор, а уж Леня сам решит, что ему можно, а отчего стоит воздержаться, все-таки взрослый уже и вполне самостоятельный человек – студент четвертого курса.

В итоге ел Леня и жирный украинский борщ с пампушками, и вареники, и огурчики малосольные, и сало, и курочку жареную с хрустящей корочкой, и много чего еще, что очень трудно было отнести к диетической пище (такие блюда тоже готовились, но популярностью почему-то не пользовались). Приправлялось это не только перчиком да горчичкой, а и аджикой да хренком домашним.

В общем, если бы увидела это Любовь Антоновна, не выдержало бы ее материнское сердце. А между тем Леня никаких таблеток не глотал, так как ничего его не беспокоило, и поправился. Когда мы вернулись в Ленинград, это был другой человек: румяный, розовощекий, загоревший, веселый и отдохнувший. «Вот видите, – сказала Любовь Антоновна, – что значит диета, специальное питание и правильно подобранные лекарства». Мы не стали ее разубеждать. Накопленного «запаса прочности» Лене хватило почти до следующего лета.

Как-то ночью жена Ходжи Насреддина проснулась от голода и искала на кухне, чем бы перекусить. Но в доме было шаром покати, нашлось только собачье печенье. Но есть хотелось, и жена Насреддина попробовала кусочек – на вкус было ничего, и она съела все. Печенье ей так понравилось, что утром она попросила Насреддина накупить побольше.

Насреддин пошел в лавку и попросил несколько пачек собачьего печенья. «Зачем столько? – спросил продавец. – У тебя ведь совсем крошечная псинка, куда ей столько печенья?»