Евгения Трошихина - Сосуд и зеркало. Развитие эмоционального ресурса личности в психотерапии

К. Роджерс также считал, что из всех различных сочетаний отношений к детям наиболее способствует развитию ребенка «принятие-демократичность». Если родители тепло общаются с детьми, выражают свои чувства и доброе отношение, лишенное элемента собственничества, если они уважают индивидуальность ребенка и свою собственную, то они содействуют реализации ребенком своих возможностей (К. Роджерс, 1994).

Любовь матери к сущности ребенка предполагает восприятие его как субъекта.

Д. Винникотт, размышляя о достаточно хорошем материнстве и отзеркаливании, писал, что младенец, глядя в лицо матери, видит там самого себя. При этом то, как выглядит лицо матери, зависит от того, что она сама видит, глядя на ребенка. П. Фонаги, развивая концепцию отражения, предполагает, что младенец интернализует образ родителя, который видит в ребенке субъекта, обладающего собственным разумом, эмоциями, желаниями, и тогда младенец в другом находит себя. Если родитель терпит неудачу в этом отношении, то младенец сталкивается с версией себя как физического объекта в разуме родителя, а не человека со своими собственными возможностями и потенциалом (Fonagy P., et al, 2007).

Такое состояние матери, когда она находится на одной волне с ребенком, отзывчива к его внутреннему миру, У. Бион назвал мечтательностью (Бион У., 2008). Добавим, что в состоянии мечтательности мать восприимчива не только к сегодняшнему состоянию, но и к тому, что еще только готово проступать в развитии ребенка, – то, в каком направлении он будет меняться, расти, т. е. она видит зону ближайшего развития, перспективу. И это открывает пространство, в котором ребенок может безопасно проявлять себя, пробовать свои силы и достигать компетенций. Ориентируясь на зону ближайшего развития, мать видит ребенка и таким, какой он есть, и каким он скоро станет, чем задает вектор развития.

Таким образом, в состоянии мечтания мать воспринимает ребенка как субъекта, что означает принятие и уважение ребенка, ориентацию на его растущую свободу и равноправие. Такой опыт отношений интернализуется и становится уже внутренним ресурсом, который обеспечивает самопринятие и самоуважение, психологическое благополучие ребенка, ощущение жизни как насыщенной и осмысленной. А впоследствии, во взрослой жизни, он передается своему собственному ребенку. Если превалируют установки на отвержение ребенка, его зависимость и иерархичные отношения, то можно предположить, что мать видит в нем лишь объект воздействия. При таких установках матери нередко считают, что ребенок отнимает слишком много времени и сил, что он должен тщательнее следовать материнским указаниям, а когда вырастет, должен будет вернуть ей сполна за все ее труды. При таком опыте отношений трудно обрести психологическое благополучие.

Остановившись на истоках психологического благополучия человека, мы ни в коей мере не хотим сказать, что оно однозначно детерминировано ранними взаимоотношениями с матерью. Если детство было неблагополучным и базисные жизненные силы оказались недостаточны или если травматические события разрушили эти силы, психика как саморегулирующаяся система способна находить пути для их созидания или возрождения. Восстановление происходит не в изоляции, а в контексте взаимоотношений с отзывчивыми близкими людьми, с поддерживающим обществом и культурой. Поскольку изначально представление о безопасности мира и собственной ценности, способность к доверию, автономии, инициативе, компетентности, идентичности и близости формируются в отношениях с близкими людьми, то и восстановление происходит в сходных по качеству отношениях (Kalff D. M., 2003; Herman J., 1997).

То, что не случилось в детстве во взаимоотношениях с матерью, может произойти внутри психотерапевтических отношений. Если терапевт заботится о создании «свободного и защищенного пространства», то ощущение единства, по своей природе похожее на взаимоотношения «мать-ребенок», возникает у обоих участников, и тогда клиент имеет возможность заново прожить эмоциональное отношение в переносе и достичь психической интеграции (Kalff D. M., 2003).

Свободное и защищенное пространство возникает в том случае, если терапевт уважает и принимает клиента настолько полно, насколько он является самим собой, если терапевт видит в клиенте субъекта, обладающего собственным потенциалом. В условиях терапии клиент проживает зеркализацию и отзывчивость, чувствует себя услышанным, понятым и принятым. И тогда он чувствует себя свободным и все же защищенным во всех своих проявлениях.

Юнгианская песочная психотерапия обеспечивает условия для скрытого потаенного периода, который облегчает восстановление поврежденного образа матери. А это, в свою очередь, приводит к активизации Самости, последующему исцелению раненого Эго и «внутреннего» ребенка со всем тем значением, которое подразумевается в терминах психологического обновления.

Итак, благодаря принятию и уважению матери создается безопасное и свободное пространство. Взрослый человек, проживший такое отношение в детстве, обладает внутренней областью, населенной образами и отголосками детского опыта, для него открыт доступ к внутренней символической жизни. Это внутреннее пространство экзистенциального самопринятия и самоуважения является питающим эмоциональным ресурсом, который служит защитой от жизненных падений, резких взлетов, излишних тревог, смятений и опустошенности.

Идея внутреннего пространства, третьей области, развивается во многих психоаналитических теориях. Д. Винникотт (2002) назвал третьей областью переходное пространство, которое существует между внутренней и внешней реальностью и является местом локализации игры, творчества и культурной активности. В теории Д. Винникотта символом единства младенца и матери служит переходный объект. Когда младенец выходит из состояния слияния с матерью, он носит с собой плюшевого медвежонка, который символизирует это единство, а во внутреннем психическом плане формируется образ матери. Это означает, что между матерью и ребенком не образуется пустоты, а появляется потенциальное пространство, в котором они, хотя уже отдельные, находятся вместе. В то же время ребенок, будучи отдельным в присутствии матери, обнаруживает свою собственную внутреннюю жизнь. Поскольку мать заботится о ребенке, он поддерживает значимость внутреннего образа, и потенциальное пространство постепенно заполняется другими воображаемыми образами, игрой и творчеством. В случае травмы, если происходит разрыв с матерью, ее образ постепенно тускнеет и способность использовать символ единства с матерью может оборваться. Разрушение надежности матери означает потерю значимого символа и пространства игры.