Екатерина Калмыкова - Опыты исследования личной истории

Однако независимо от того, какой именно способ совладания использовался индивидом в момент переживания травмы, его представления о себе и окружающем мире после окончания психотравмирующего воздействия нуждаются в ревизии. Если предположить, что при травматизации опровергается в первую очередь рабочая модель надежной привязанности, согласно которой индивид воспринимает самого себя как ценного и компетентного, а своих близких как эмоционально доступных и оказывающих поддержку, то, следовательно, именно эта модель должна быть восстановлена с учетом полученного опыта. Соответственно, при проявлении у индивида симптомов посттравматического стрессового расстройства можно ожидать, что ему не удалось адекватным образом восстановить эту модель.

Действительно, как мы уже отмечали, основные симптомы ПТСР – это навязчивые образы, мысли, ощущения, ночные кошмары, связанные с ситуацией травмы, с одной стороны, и попытки избегания стимулов (мыслей, ощущений, действий, связанных с травмой), эмоциональное онемение (numbing), отчужденность от окружающих – с другой. Эти аспекты ПТСР поразительно напоминают характерные черты двух типов ненадежной привязанности, обнаруженных при обследовании детей и взрослых в работах М. Эйнсворт с сотрудниками (Ainsworth, Witting 1969; Ainsworth et al., 1978), а также М. Мэйн с сотрудниками (Main et al.,1985). Один из вариантов ненадежного типа привязанности у детей (амбивалентный) и взрослых (тревожный) связан с нарушением способности контролировать противоречивые эмоциональные проявления и импульсивное поведение по отношению к объектам привязанности. Такому типу привязанности соответствуют регулярные прорывы негативного аффекта по отношению к себе и своим близким, застревание в этом аффекте, неспособность переключиться на другой вид деятельности и отношений. Другой ненадежный тип привязанности – избегающий у детей и дистанцированный у взрослых – характеризуется отстранением от объекта привязанности, избеганием болезненных воспоминаний, эмоциональной отчужденностью, отказом от поддержки и утешения. В поддержку данной гипотезы можно привести данные, приведенные в исследовании депрессии Бека (Beck, 1983, цит. по: Нельсон-Джоунс, 2000), который показал, что после стрессогенных событий, вследствие повышенной когнитивной уязвимости, в первую очередь страдают от депрессии отчужденные (ср. дистанцированный тип привязанности) и социотропные (ср. тревожный тип привязанности) индивиды.

Можно поэтому предположить, что появление ПТСР-симптоматики отчасти объясняется активацией ненадежных типов привязанности при нарушении функционирования «надежной» рабочей модели у травмированного индивида. Ответ на вопрос, почему это имеет место лишь у определенной части пострадавших, очевидно, может быть таким: те индивиды, у которых надежная рабочая модель по сравнению с другими доступными им типами привязанности является относительно слабо развитой, испытывают после травмы значительно большие трудности при ее восстановлении и достигают значительно меньшего успеха, так что у них оказываются активированными модели ненадежной привязанности. Другой вариант: рабочая модель индивида в целом отличается низкой пластичностью, в результате чего она с трудом поддается пересмотру и изменению; поэтому когда надежная рабочая модель вследствие травмы нарушается и не соответствует больше реальному опыту индивида, вступают в действие другие типы привязанности – ненадежные, порождая дезадаптивные способы поведения и посттравматическую симптоматику.

В проведенном исследовании изучалось проявление у испытуемых различных прототипов привязанности, а также степень выраженности психопатологической (в том числе посттравматической) симптоматики. С помощью корреляционного анализа было показано, что надежный тип привязанности не имеет корреляций с психопатологией, в то время как прототипы, относящиеся к ненадежным (тревожному и дистанцированному) типам имеют значимые взаимосвязи с выраженностью психопатологических (в том числе посттравматических) симптомов (Калмыкова и др., 2002). Таким образом, результаты исследования подтверждают гипотезу о взаимосвязи качества привязанности индивида с его способностью противостоять стрессогенным и психотравмирующим событиям.

Калмыкова Е. С., Комиссарова С. А., Падун М. А., Агарков В. А. Взаимосвязь типа привязанности и признаков посттравматического стресса. Психологический журнал. 2002. Т. 23. № 6. С. 89–97.

Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1977.

Нельсон-Джоунс Р. Теория и практика консультирования. СПб.: Питер, 2000.

Смирнова Е. О. Теория привязанности: концепция и эксперимент // Вопросы психологии. 1995. № 3. С. 139–150.

Ainsworth M. D. S., Blehar M. C., Waters E., Wall S. Patterns of attachment: A psychological study of the strange situation. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1978.

Ainsworth M. D. S., Bowlby J. An ethological approach to personality development // American Psychologist. 1991. V. 46. P. 333–341.

Ainsworth M. D. S., Witting B. Attachment and the exploratory behavior of one-year-olds in a strange situation // Determinants of infant behavior / B. M. Foss (ed.). NY: Basic Books, 1969. P. 113–136.

Beck A.T. Cognitive therapy of depression: New perspectives // Treatment of depression: Old Controversies / P. J. Clayton & J. A. Barnett (eds). New York Raven Press, 1983. P. 265–284.

Bowlby J. Attachment and loss. Attachment. NY: Basic Books, 1969. V. 1.

Bowlby J. Attachment and loss. Separation. Anxiety and anger. NY: Basic Books, 1973. V. 2.

Bowlby J. Attachment and loss: Loss: Sadness and depression. NY: Basic Books, 1980. V. 3.

Crowell J. A., Fraley R. Ch., Shaver P. R. Measurement of individual differences in adolescent and adult attachment // Handbook of attachment / J. Cassidy, P. Shaver (eds). NY: Guilford, 1999. P. 434–465.

Grice P. Logic and conversation // Syntax and semantics. V. 3. Speech acts / P. Cole, J. L. Moran (eds). NY: Academic Press, 1975. P. 41–58.

Hesse E. The adult attachment interview: Historical and current perspectives // Handbook of attachment / J. Cassidy, P. Shaver (eds). NY: Guilford, 1999. P. 395–433.

Horowitz M. J. Person schemas // Person schemas and maladaptive interpersonal patterns / M. J. Horowitz (ed.). Chicago: Univ. of Chicago Press, 1991. P. 13–31.

Horowitz M. J. Stress response syndromes. 2 nded. Northvale, NJ, Aronson, 1986.

Horowitz M. J., Becker S. S. Cognitive response to stress: Experimental studies of a compulsion to repeat trauma // Psychoanalysis and contemporary science / R. Holt, E. Peterfreund (eds). NY: Macmillan, 1972. V. 1.

Janoff-Bulman R. Rebuilding shattered assumptions after traumatic life events: coping processes and outcomes // Coping: The psychology of what works / C. R. Snyder (ed.). NY: Oxford University Press, 1998. P. 305–323.

Lazarus R. S. Psychological stress and the coping process. NY: McGraw-Hill, 1966.

Main M. Metacognitive knowledge, metacognitive monitoring, and singular (coherent) vs multiple (incoherent) model of attachment: findings and directions for future research // Attachment across the life cycle / C. M. Parks, J. Stevenson-Hinde, P. Marris (eds). L.: Routledge, 1991. P. 127–159.

Main M. Recent studies in attachment // Attachment theory: Social, developmental, and clinical perspectives / S. Goldberg, R. Muir, J. Kerr (eds). Hillsdale, NJ: Analytic Press, 1995. P. 407–474.

Main M., Goldwin N. Adult attachment interview scoring and classification manual. Unpublished manuscript. University of Carolina, 1994.

Main M., Kaplan N., Cassidy J. Security in infancy, childhood, and adulthood: A move to the level of representation // Growing points of attachment theory and research. Monographs of the Society for research in child development / I. Bretherton, E. Waters (eds). 1985. V. 50 (1–2, Serial. № 209). P. 66–104.