Жан-Мишель Кинодо - Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе

Все это явно отличается от подхода психоаналитиков, рассматривающих нарциссизм в контексте агрессии, деструктивности и зависти. Для них нарциссизм является результатом комплекса инстинктов и защит, которые могут быть проинтерпретированы в деталях в переносных отношениях «здесь и сейчас», в особенности при перерывах в аналитических встречах.

Итак, мой ответ на вопрос, какая теория может лечь в основу интерпретаций, заключается в том, что наиболее важным является достижение аналитиком достаточной степени креативной свободы в выборе собственных моделей – теоретических, технических или клинических – с тем, чтобы его интерпретации отражали преимущественно то, что переживает анализанд. Именно это делает работу аналитика трудным и волнующим искусством, в котором ничто не обретается раз и навсегда.

Лично я убежден, что при возникновении сепарационной тревоги в аналитическом лечении для меня, как аналитика, важно распознать и интерпретировать ее, чтобы анализанд мог ее проработать. Я мотивирую свою точку зрения следующими доводами.

На мой взгляд, принципиальной целью интерпретаций такого рода тревоги является восстановление вербальной коммуникации между анализандом и аналитиком, которая часто нарушается тревогой по поводу сепарации и утраты объекта. Это происходит в связи с тем, что окончание сессий, выходные и отпуска могут привести к нарушению процесса проработки из-за возникновения реакций тревоги и возврата к регрессивным защитам, которые выражаются в прерывании вербальной коммуникации между анализандом и аналитиком на более или менее длительный период. Фрейд обращал внимание на то, что «даже короткие перерывы омрачают работу», и говорил, что сопротивление, следующее за воскресным отдыхом, подобно «черствому хлебу понедельника» (Freud, 1913с, p. 127).

Гринсон (Greenson, 1967) считает реакции на сепарацию наиболее значительным источником сопротивления, создающего препятствия терапевтическому альянсу и эффективности интерпретаций; по этой причине он рекомендует в первую очередь восстановить «рабочий альянс, чтобы иметь возможность анализировать реакции пациента на сепарацию» (p. 335).

По моему мнению, если не интерпретировать эти реакции, в некоторых случаях они могут сохраняться и длительное время нарушать как коммуникацию анализанда и аналитика, так и процесс проработки. Напротив, если мы интерпретируем эти реакции в переносе, они часто оказываются обратимыми, и тогда коммуникация восстанавливается более или менее быстро и анализанд может возобновить процесс проработки, прерванный тревогой. Мне кажется полезным интерпретировать этот тип тревоги не систематически, но всякий раз, когда аналитик считает это необходимым, и до тех пор, пока анализанд не сможет ее осознать и проработать самостоятельно.

Вторым основанием для интерпретации тревоги, связанной с перерывами в аналитических встречах, является, на мой взгляд, то, что тревога такого рода открывает латентные аспекты переноса и предоставляет информацию о состоянии объектных отношений анализанда, его способах защиты, отщепленных аспектах его личности, возможности переносить психическую боль, тревогу и скорбь. Эти бесчисленные грани переноса, скрытые до сих пор, появляются в эти исключительные моменты под давлением тревоги, которая в результате раскрывает их в полной мере. Реакции на интерпретации бывают окрашены характерными либидинальными и агрессивными тенденциями, специфичными для каждого анализанда, для каждой стадии терапии и каждой ситуации в переносе. Поэтому я считаю проявления сепарационной тревоги особенно благоприятными моментами для интерпретации переноса.

Гринсон (Greenson, 1967) высказал такое же мнение в книге по технике, отмечая, что сессии по пятницам и понедельникам определенно вызывают наиболее демонстративные и важные реакции переносных отношений. Важность реакций на сепарацию свойственна взглядам аналитиков Британской школы: большинство клинических примеров, выбранных ими для иллюстрации, относятся к окончанию сессий или сессиям, проводимым непосредственно до или после выходных или каникул. Это очевидно из многочисленных книг и статей – например, большинство клинических примеров (если не все), выбранных Сигал для иллюстрации работы «Введение в работу Мелани Кляйн» (Segal, 1964), связаны с перерывами в аналитических встречах.

В конечном счете, интерпретация сепарационной тревоги представляется еще более значимой для тех психоаналитиков, которые рассматривают психоаналитический процесс с точки зрения особенностей проработки тревоги сепарации и утраты объекта в переносе. В этом контексте интерпретации сепарационной тревоги полезны не только для восстановления прерванной коммуникации между анализандом и аналитиком и высвечивания определенных аспектов переноса, но и для подчеркивания общего процесса проработки объектных отношений в переносе. Этот процесс начинается с проработки зависимости и эго-объектной недифференцированности (нарциссизм) и продолжается в направлении большей автономии и лучшей дифференциации между Эго и объектами – как внутренними, так и внешними. Поэтому, на мой взгляд, интерпретации сепарационной тревоги лежат в самом сердце психоаналитического процесса, как я утверждал в своем докладе на Конгрессе в Женеве в 1988 году (Quinodoz, 1989a).

Лично на меня оказали большое влияние идеи Мелани Кляйн и ее школы, рассматривающие перенос как совокупную ситуацию, как писала Бетти Джозеф (Joseph, 1985), и концепции психоаналитического процесса, в которых проработка сепарационной тревоги играет центральную роль. Мои интерпретации переноса, в частности, тревоги сепарации и утраты объекта, всегда имеют отношение к этому контексту.

Прежде чем продолжить, я бы хотел без комментариев описать различные реакции нескольких моих анализандов на одинаковые по продолжительности выходные, чтобы проиллюстрировать многообразие манифестаций этого вида тревоги, с которой нам, психоаналитикам, регулярно приходится сталкиваться. Каждый анализанд будет рассматриваться как отдельный, отличный от другого, мир.

В эти выходные Алекс снова была переполнена болезненным и беспокоящим чувством одиночества:

«Я стараюсь найти аргументы, чтобы жить, но совершенно не могу сделать их убедительными; я не могу жить одна.

В такие моменты мне невыносимо сталкиваться со своими мыслями и чувствами: они убьют меня, поскольку эти мысли, как водоворот, в который я попадаю, как в ловушку. Вокруг меня эмоциональная пустыня. Душа моя страдает, когда я думаю об этом. Я чувствую, что у меня только плохие мысли и чувства. Все это заставляет меня разрушать себя: я говорю себе, что мне больше нечего делать на этой земле и мое существование в целом идет к концу. Это как менструальный цикл: когда приходят месячные, это значит, что не было дано начало новой жизни… раньше была надежда на рождение чего-то, а потом она уходит и остается только кровавая баня. Когда я обращаюсь к этим вопросам, я ничего не могу ждать или просить от вас. Я должна быть довольна тем, чего не получила».