Жан-Мишель Кинодо - Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе

[Отказ от всемогущества парадоксальным образом повышает ее эффективность: конфликт больше не поддерживается представлением, что все возможно, но на основе разграничения между возможным и невозможным приходит возрастающее понимание наших собственных ограничений .]

Дальше она говорит: «Меня удивляет, что вы смогли дать мне мой позитивный образ, тогда как я безжалостна в отношении себя: вы как будто защищали меня от самой себя и постепенно направляли меня к тому, чтобы я видела себя по-другому; это получилось от того, что вы делали все постепенно; когда я подходила к этому, я готова была принять это; ваши интерпретации возвращали мне мой позитивный образ, который удивлял меня. Я чувствую, что мне повезло, это могло быть совсем по-иному, очень важен человек, при общении с которым у тебя появляется другой взгляд на себя. Работа, которую мы здесь проделали, будет определять все остальное: кем я стану позже, мои реакции и объяснения. Я сохраню все это внутри меня. Когда вы даете мне хороший образ меня, я чувствую себя полнее, я чувствую, что могу взять ответственность за происходящее, лучше руководить собой, а не только проецировать вовне то, что мне не нравится; я могу развивать свой внутренний мир и лучше им управлять.»

[Заметьте, как интеграция связана с интроекцией хорошего, неидеализированного объекта, с которым происходит идентификация, таким образом укрепляется вера в себя и в других, уменьшается жестокость деструктивных и самодеструктивных инстинктов.] Пациентка говорит: «Мои страхи еще не исчезли, во время перерыва я все еще боюсь, что не справлюсь с ними – потеряю контроль над собой и не смогу найти в себе достаточно силы и здравомыслия; а это нелегко – быть здравомыслящей.» [Целью анализа является не полное освобождение от тревоги – что было бы воплощением всемогущества, маниакальным желанием, – но приобретение возрастающей способности контейнировать тревогу, психическую боль и чувство одиночества.]

«Когда я чувствую внутреннюю пустоту, – продолжает пациентка, – я понимаю, что, наверное, я вела себя так детстве, но теперь я сама веду себя так, и тогда я чувствую, что идентифицируюсь с моей матерью времен моего детства».

[Она начинает лучше различать прошлое и настоящее: прошлое более не является разыгрываемым повторением событий бессознательного опыта детства, но становится воспоминанием, в то время как настоящее принадлежит нам.]

«Я заметила, что неумышленно идентифицируюсь со своей матерью, – продолжает она, – я думала, что изгнала ее и избавилась от нее, а теперь я открываю, что я идентифицировалась с ней, что мои тревоги были так же ее тревогами, что мое чувство одиночества было и ее тоже; она привыкла чувствовать себя исключенной, и я тоже чувствовала себя исключенной». [Идентификация, которую упоминает анализандка, на самом деле больше является интроекцией – то есть интернализацией объекта, с которым она сливалась в отщепленной части Эго (в данном случае она сливалась с матерью: «Я всегда была своей матерью»); уменьшение проекций в пользу возрастающей интернализации постепенно приводит к лучшей дифференциации между Эго и объектом, что способствует установлению постэдипальных интроективных идентификаций, характерных для проработки эдипова конфликта.]

После молчания в конце сессии она говорит: «Я действительно хочу снова стать собой».

Принимая во внимание качество изменений, представляющих фазу интеграции психической жизни, аспекты которой представлены в этом случае, для демонстрации установления нового равновесия между Эго и объектами, я представляю понятие «портанс», которое собираюсь обсудить.

По мере развития прогресса в анализе, проявления сепарционной тревоги становятся менее частыми и интенсивными, поскольку развивается и изменяется качество трансферентных отношений. Среди множества аспектов новых переживаний, возникающих в результате этих трансформаций, мне хотелось бы обратить внимание на качество портанса внутреннего объекта, которое можно наблюдать у анализандов, достигших, пусть даже не полностью, стадии психической интеграции и равновесия. Это ощущение портанса воспринимается анализандом и аналитиком подобно приобретению автономности, связанной с зависимостью, и как утверждение идентичности анализанда, который начинает чувствовать себя действительно самим собой, предвещая таким образом окончание анализа. Я использую это качество портанса интернализованного объекта для обозначения приятного ощущения способности «летать на собственных крыльях», поскольку анализанд чувствует, что приобрел способность поддерживать себя, что делает его независимым от объекта, в «заботе» которого он нуждался до этого. Это новые сложные ощущения, в которых радость смешивается с небольшим страхом, переживанием чувства быть самим собой, знанием, что можно управлять собой, осознавая свои ограничения во времени и пространстве, и восприятием приходов и уходов объекта без чрезмерной тревоги. Новизна и удовольствие от этих переживаний возможности «поддерживать себя» вместо зависимости от объекта вызывает чувство ликования, которое проявляется так же в определенных снах о приобретении крыльев или полете, имеющих свойства интеграции, как мы увидим далее. Однако это ликование имеет и свою теневую сторону; оно связано с печалью, поскольку содержит понимание, что наша жизнь и жизнь объекта имеет начало и конец, осознание собственной смерти и преходящего характера объекта, а также понимание, что отношения с аналитиком тоже закончатся. На мой взгляд, портанс не имеет ничего общего с всемогуществом или манией.

Чувство успешности «полета на собственных крыльях» возникает легко, и когда оно замечается анализандом и аналитиком, то воспринимается скорее как нечто само собой разумеющееся. Вместе с тем, так же как и все жизненные процессы, которые обусловливают удовлетворительное функционирование, оно воспринимается в момент открытия, а затем перестает замечаться. Портанс обозначает кульминацию медленного и безгранично сложного процесса, который трудно уловить, поскольку он принадлежит к категории таких знакомых, но вместе с тем малоизвестных эмоций. На них ссылался Фрейд, когда писал об «аффективном состоянии, хотя мы невежественны в том, что есть аффект» (Freud, 1926d:132). Описать аффект так же трудно, как описать впечатление от музыки или от зрительного восприятия.

Гипотеза о постепенном приобретении чувства портанса в ходе анализа пришла ко мне в результате ряда наблюдений.

Как каждый аналитик, я наблюдал, что перерывы между встречами анализанда и аналитика, происходящие день за днем, неделя за неделей, во время отпусков, так же как и окончание анализа, переживаются анализандом как многочисленные примеры случаев, когда аналитик позволяет анализанду «уйти», и эти случаи имеют двойное значение. С одной стороны, эти позволения уйти могут восприниматься с тревогой, как многие оставления, и переживаться в снах как головокружительное падение. С другой стороны, они могут восприниматься как свидетельство уверенности аналитика в автономности анализанда и в том, что анали-занд найдет в себе ресурсы, которые, как думает анализанд, есть только у аналитика.