Марианна Колпакова - Преодоление тревоги. Как рождается мир в душе

Проснувшись ночью перед дуэлью, он увидел: «восходит солнышко, тепло, прекрасно, зазвенели птички», — и почувствовал в своей душе «как бы нечто позорное и низкое». Это ощущение позорного и низкого можно было принять как должное, разжигал же герой ранее собственный гнев, но он начинает искать причины этого ощущения. «Не оттого ли, что кровь иду проливать? Нет, думаю, как будто и не оттого. Не оттого ли, что смерти боюсь, боюсь быть убитым? Нет, совсем не то, совсем даже не то…»

С этого произволения сердца, не согласившегося с таким своим состоянием, не принявшего его, и начинается душевный переворот героя. «И вдруг сейчас догадался, в чем было дело: в том, что я с вечера избил Афанасия». Он теперь не оправдывает себя, как делал это ранее (как оправдывает себя Голядкин происками врагов своих), а ужасается: «Словно игла острая прошла мне душу насквозь».

Как ранее вслед за чувством дикой злобы возникли ложные воспоминания, ее поддерживающие, так и сейчас, вслед за иглой совести, пронзившей позорное и низкое в душе героя, также возникают воспоминания. Герой вспоминает брата, его слова: «Милые мои, дорогие, за что вы мне служите, за что меня любите, да и стою ли я, чтобы служить-то мне?»

Вслед за обнаружением неправоты своего поведения, он обнаруживает ложность всей своей правды, уже выстроенной и закрепленной в сознании. Развивается чуткость к совести, и герой оказывается способен посмотреть на ситуацию другими глазами, по-иному понимая происходящее: «И представилась мне вдруг вся правда, во всем просвещении своем: что я иду делать? Иду убивать человека доброго, безвинного, благородного, ни в чем предо мною не повинного».

Восстановление внутреннего диалога приводит к восстановлению способности к диалогу с другим, к преодолению отчуждения от другого человека. После раскаяния он просит прощения у денщика, и состояние героя радикально меняется.

Исходное состояние и у Голядкина, и у Зосимы одинаковое: подозрительность, ревность, злоба. Для обоих характерен внутриличностный конфликт, оба выбирают ценности, противоречащие духовному, оба действуют в соответствии с ними, что приводит к дальнейшему углублению конфликта. Способность оценки своего состояния сохраняется у обоих, и оба принимают такое состояние, выстраивая соответствующее понимание происходящего, поддерживая формирующиеся ценности и действуя в соответствии с ними. Но затем с Зосимой происходит нечто, не укладывающееся в рамки закономерного хода событий, не вытекающее из предыдущего хода развития, происходит прерывание наметившегося направления и построение новой линии.

Зосима не принимает свое состояние, оценивая его как позорное, низкое, и с этого момента прекращается развитие внутриличностного конфликта и начинается его разрешение. Без принятия этого первого укола совести, указавшего на позорное и низкое в душе, и последующего острого совестного переживания самопонимание, к которому пришел Зосима, было бы невозможно. Возможно было бы только самооправдание, как у господина Голядкина. Однако, в отличие от Голядкина, полагавшего причинами своего состояния «ожесточенность врага, мстящего за честь и амбицию», Зосима обнаруживает существенно иные причины своего состояния — собственное преступление.

Здесь их пути расходятся. Зосима не оправдывает себя, он разрешает внутренний конфликт, преодолевая отчуждение от Бога и другого человека, и мы видим два разных исхода: путь от тревоги к нездоровью психическому и путь от тревоги к восстановлению целостности, к внутреннему миру.

«Внутренний мир» мы часто понимаем как совокупность наших убеждений, представлений, переживаний, чувств, эмоций, устремлений, ценностей. При этом мы упускаем из виду значение выражения «внутренний мир», напоминающее нам о мирном внутреннем устроении, душевном согласии как непременной характеристике внутреннего мира. В случае немирного внутреннего устроения, отсутствия душевного согласия, внутренний мир перестает быть таковым, он становится внутренним хаосом, разладом. Одной из характерных черт такого немирного внутреннего устроения является тревога.

В заглавии книги мы противопоставили переживание тревоги состоянию мира в душе, внутреннего мира. На наш взгляд, это противоположные состояния, которые человек испытывает в зависимости от того, конфликтует ли он со своей совестью (голосом Божиим) или в душе его совершается внутренний диалог. Человеку приходится выбирать, он лишен возможности остаться на нейтральной полосе, не принимая участия в борьбе добра и зла. Если мы прислушиваемся не к голосу совести, а к голосу самости, то будем уходить от Бога. Это все то же древнее искушение: выбор самости обещает благополучие, праздник жизни, но вместо обещанного благополучия и полноты жизни мы получаем адские состояния, одним из которых и является тревога, связанная с чрезмерной и неоправданной надеждой на себя. Надежда только на свои силы (самоуверенность) и помощь других сопровождается чувством безнадежности и томительными сомнениями; такой человек неизбежно находится в постоянной тревоге.

Если мы прислушиваемся к голосу совести, то в душе будет идти внутренняя борьба со злом. Читатель вправе спросить, а как же внутренний мир, как же он может сочетаться с внутренней борьбой? Нам часто кажется, что внутренний мир — это состояние покоя, комфортное самоуспокоение. Нередко можно услышать: «Я вообще не понимаю, что это такое — внутренний мир…» На самом деле, практически нет человека, не знакомого с таким состоянием. Мы не будем говорить о его вершинах, характерных для людей глубоко верующих. Вспомним лишь об опыте умиротворенности, который есть практически у каждого.

Умиротворенность может охватить нас и в весеннем лесу, сопровождаясь ликованием и радостью, а может окраситься в тона тихой печали и одновременно благодарности. Это и переживание единства с миром, переживание близости с другим человеком. Это может случиться за семейным столом вечером, когда никто никуда не спешит, и каждый рад другому, и так уютно светит лампа, и так необыкновенно хорошо синеет за окном небо. Это может быть ожидание праздника и подготовка к нему, и состояние мира и радости, испытываемое нами при возвращении в отчий дом, в родные места.

Говоря о внутреннем мире, об умиротворенности, мы порой сравниваем это чувство с состоянием расслабленности, но это неверно. внутренний мир — не обретение комфорта, не душевная спячка, не безразличие, не эмоциональная тупость. Это — состояние собранности перед важным делом, перед ответственным испытанием, свидетельство готовности принять то, что должно. Это — наполненность души, дерзновение без мятежа и надрыва, но с великим доверием к Промыслителю.