Иоганн Фридрих Гербарт - Психология

В «Главных положениях метафизики» мы читаем следующее: метод отношений употребляется для отыскания необходимых дополнительных понятий, если они скрыты. Этого метода нельзя приравнивать к математической формуле, которой можно беспечно вверяться при вычислении. Он только описывает в общем (до известного пункта), какое направление неизбежно примет мыслитель, занявшись данным противоречием. Но без ближайшего знакомства с проблемой его совсем нельзя применять. Прежде всего, при помощи аналитического рассмотрения, проблема должна быть доведена до такой совершенной отчетливости, чтобы можно было ясно мыслить как противоречие то, что только чувствовалось как трудность. Если пункт противоречия в точности найден, то является необходимым его противоречивое отрицание. Обозначив главное понятие через А , различим в нем два члена – М и N, которые оно допускает как тождественные и которые все-таки (по какому-нибудь признаку, хотя бы одному) относятся друг к другу, как да и нет. Противоречие не заключается ни в одном из членов, взятом самим по себе: оно заключается в их воображаемом тожестве. Это тожество и должно быть отрицаемо. Поэтому каждый из членов допускают отдельно. Но каждый член дан только с другим. Если мыслить М отдельно, то оно – пустое понятие, снова требующее соединения с N. Мысля его вместе с Nb А, мы вынуждаемся опять его отделить. Отделенное имеет значение только для соединения; соединенное мыслимо только в отделении. Таким образом, противоречие из главного понятия перешло в единичный член, который должен мыслиться тожественным и в то же время нетожественным с другим членом. Это вторичное противоречие опять требует противоречивого отрицания, т. е. отделения члена, являющегося в нем как нечто с ним связанное. Это, само с собой несогласное, Мне может быть одним и тем же. Оно должно распасться на одно и другое: одно М, тожественное с N, и другое М, нетожественное с N. Но здесь возобновляются предшествующие рассуждения. М, тожественное с противоречащим ему iV, немыслимо. Если, однако, при этом должно мыслить нечто, то оно прежде всего мыслится как М, т. е. как нетожественное с N.M, нетожественное с N, есть пустое понятие, не имеющее значения. Значение можно приписать только такому М, как оно выходит из главного понятия А. Следовательно, в каждом из нескольких М, коль скоро его следует мыслить в должной полноте, очевидно оказывается вторичное противоречие, и, если захотят все-таки и здесь избегнуть его разделением членов, то оно снова окажется в каждом из отдельных членов. Итак, оно не может быть уничтожено ни в одном единичном члене, как единичном. Следовательно, остается только принять, что разрешение этого противоречия заключается во множественности М как множественности. Многое, взятое вместе, должно быть тожественно с N. Следовательно, его сочетание должно равняться N, между тем как, вне сочетания, каждое М, взятое в отдельности, не равняется N. Вот в чем состоит метод. Он не может определить соединения М, потому что не знает самого М. Следовательно, в каждом отдельном случае придется доискиваться из свойств М, какое значение может иметь для него сочетание? Как мыслить для этого каждое из М? Какие при этом требования предлагаются самим А? Предположения соединений в каждом из М, отдельно взятом, дают потом дополнительные понятия, которые соединяются с А посредством синтеза а priori, или, иначе говоря, к которым оно относится. Легким примером является логический силлогизм. Чтобы посылки (двойное М которое должно быть тожественным с N, следствием, потому что следствие заключается в основании), как мысли, могли вступить в сочетание, что там, где идет речь о выделении следствия, должно обозначать нечто большее, чем простую ассоциацию, предполагается, что в каждой из них есть нечто такое, что само собою совпадает в мышлении (будет ли это тожественное понятие или понятия, которые уже связаны при помощи промежуточного ряда заключений или при помощи необходимого отношения). Это нечто не принадлежит сочетанию, потому что предшествует ему, как его условие. Но только одно лишь сочетание есть заключение. Это последнее тожественно со своим основанием, т. е. с каждою из посылок, поскольку она соединена с другой. (Hauptpunkte der Metaphysik, I, В.). – Прим. nepeв.

«Все наши мысли, – говорит Гербарт, – могут быть рассматриваемы с двух сторон: отчасти как деятельности нашего духа, отчасти со стороны того, что с помощью их мыслится. В последнем отношении они называются понятиями» (Lehrb. z. Einl. in die Philosophie, §34). Первоначальные понятия слагаются под влиянием окружающей обстановки и поэтому носят довольно случайный характер. Когда жизнь наталкивает человека на размышление, побуждая его отдавать себе отчет в собственных мыслях, он впервые начинает замечать всю неточность, бессвязность, неполноту и неправильность своих понятий. И вот, отчасти вследствие практической необходимости устранить спор или выяснить дело, отчасти же вследствие чисто теоретического интереса, у него возникает стремление исправить, дополнить, связать – вообще упорядочить свои понятия. Говоря иначе, в нем возникает стремление к философствованию. Таким образом, философия есть обработка понятий (Lehrb. z. Einl. in die Philos., §4). Приступая к этой обработке, мыслитель прежде всего должен, так сказать, разобраться в своих понятиях, привести в известность данный ему материал. Для этого он прежде всего должен сделать свои понятия ясными и отчетливыми. Та часть философии, которая совершает над понятиями эту предварительную операцию, называется логикой. В результате логической обработки понятий получается разделение понятий на два обширных класса, которые отличаются друг от друга тем, что понятия одного из них «вносят в наше представливание некоторую прибавку, состоящую в одобрительном или неодобрительном суждении» (Ibidem, §8). Такие понятия называются эстетическими и составляют предмет эстетики. Все же остальные становятся достоянием метафизики в широком смысле этого слова. Под метафизикой же в тесном смысле, или общей метафизикой, надо разуметь ту часть философии, которая занимается самыми общими понятиями бытия и бывания, без которых мы не можем себе представить ни внешнего, ни внутреннего опыта. Когда же метафизика переходит к рассмотрению более частных понятий, то получает название прикладной метафизики и образует философию природы, психологию и философию религии. – Прим. перев.

Ввиду особенной важности и сложности этого отдела небесполезно будет наперед указать главный ход заключающихся в нем мыслей. Наше Я обыкновенно считается чем-то таким, что не только само себя познает, но и возвышается над всеми временными представлениями. Различные частные представления, дающие нашему Я индивидуальную окраску, обыкновенно рассматриваются как нечто для него совершенно случайное. Но если бы мы захотели выкинуть из понятия Я все индивидуальные определения, то у нас получилось бы представление чистого Д которое мы могли бы определить как тожество субъекта и объекта. Такое определение заключало бы в себе много противоречий и поэтому являлось бы немыслимым. С другой стороны, немыслимо считать Я и агрегатом тех представлений, которыми определяется моя индивидуальность. Таким образом, для правильного определения общего понятия Я надо вскрыть его отношение к частным представлениям, дающим ему индивидуальную окраску. А эти отношения сводятся к тому, что хотя в каждый отдельный момент времени мое Охарактеризуется известными индивидуальными признаками, однако ни один из этих признаков, взятый сам по себе, не может считаться чем-нибудь неотъемлемым от этого Я , так как в последующие моменты он может быть заменен каким-нибудь другим, настолько же случайным, признаком. Словом, понятие нашего Д хотя и не стоит в необходимой связи с тем или другим отдельным представлением, однако оно необходимо связано с отдельными представлениями вообще. Но, так как ни одно из отдельных представлений, взятое само по себе, не дает представления Д то, по мнению Гербарта, «само представляемое, в своем многообразии, должно обладать свойством сбрасывать оковы, в которые был бы заключен субъект, могущий познавать одни только предметы и никогда – себя». Иначе говоря: для произведения понятия ^находящиеся в нашем сознании представления должны вступить между собою в такие отношения, чтобы мы были «перенесены из представливания» того, что дано в каждом представлении, отдельно взятом. А для этого отдельные представления, из которых возникает Я , должны потерпеть какое-то изменение. Но если бы это изменение сводилось к замене одного объективного представления другим, то в результате мы все-таки не перешли от не Як Я. С другой стороны, этого изменения нельзя понимать и как всецелого перехода того, что представляется нами как не Я, в представление Я , потому что даже независимо от вопроса о возможности такого перехода понятие чистого Я полно противоречий. Таким образом, в данном случае изменение представлений не может касаться их качества, и, следовательно, оно может относиться только к количественной стороне представлений. «Однако и здесь, – говорит Гербарт, – надо остерегаться недоразумения, будто может быть излишек в числе или степени представливания; ведь не может быть никакого излишка в том, что мы приняли как прямое условие Я. Следовательно, и количество представливания в известном смысле должно оставаться тем же самым. Но, в другом смысле, оно все-таки должно уменьшаться. «Эти соображения принуждают Гербарта рассматривать количественную сторону представлений с двоякой точки зрения: во-первых, с точки зрения представляемого и, во-вторых, с точки зрения представливания. Благодаря такому разграничению Гербарт находит возможным утверждать, что для порождения Я должно изменяться количество представляемого, но не представливания. Говоря словами Гербарта, «деятельность субъекта в представливании должна пребывать неуменыпаемой, но его эффект, представляемый образ, должен ослабевать, или совсем уничтожаться, и в этом должно проявлять свое бытие то, что является результатом действия нескольких взаимно противоположных представлений. «Это представление без представляемого, или эта деятельность без действия, называется у Гербарта стремлением к представливанию, отчего, в конце концов, получается, что «если противоположные представления объединены в одном и том же субъекте, который должен достичь самосознания, то представления превращаются в стремление к представливанию». – Прим. перев.