Клэр Маккартни - Великие равнины. Трилогия

Потом я сказала Стиву:

« – Я догадалась, что это ты и моя подруга, твоя кузина, устроили смотрины, все подстроили…»

« – Ну да, есть такое. Ты права», – сказал Стив.

« – Но мне даже понравилось. Давно я так не веселилась и не смотрела в такие добрые глаза, как у тебя и твоего дядюшки. Наверное, у вас это семейное?! И мне никто так часто не улыбался, как ты».

Я была полностью очарована Стивом. Когда Стив отвернулся поприветствовать своего друга, который вошел в кафе, дядюшка наклонился ко мне и произнес: «Вы лучшая девушка, что я видел со Стивом. По-моему, вы ему интересны более, чем просто на время…» Я заулыбалась, в сердце разлилось душевное тепло. Мы сидели до захода солнца, а затем стали собираться по домам. Стив проводил меня до самого дома. Дорога обратно заняла у нас минут сорок. Затем за ним заехала его кузина, и они укатили.

– Мам, какая интересная и волнительная история… Ну, а секс у вас был? – спросил Генри.

– Был один раз, через месяц общения. Стива увезли в больницу, и я его больше не видела. Он умер. Во время игры в хоккей получил травму, несовместимую с жизнью.

– Какое горе! Как ты пережила эти страдания?

– Я сама не знаю… Вернее, знаю… Я встретила твоего отца. И как-то само собой все прошло. Но Стив со своей доброй и яркой улыбкой навсегда в моем сердце.

Мы еще долго говорили о любовном случае в моей жизни и вообще о многом, о чем редко говорят родители со своими детьми. Я благодарна встрече со Стивом потому, что он научил меня просто быть искренней и открытой, и секс был у меня в первый раз именно с ним… Душой и телом я помню все его прикосновения, нежность и заботу, будто это было вчера.

Родители Стива еще долго страдали, а затем и сами по очереди ушли из жизни. Вслед за сыном вели их души… У них так за всю жизнь никого и не было, кроме старой собаки. Печальная история. Дом забрали кредиторы, так как наследников не нашлось. Сначала ушел из жизни отец, затем и мама Стива. Она работала последнее время в библиотеке и носила с собой груду книг. Много читала, вероятно. И печально смотрела вдаль… Наверное, как в тот день, когда Стива увозили на скорой помощи, когда случился сердечный приступ.

После нашего долгого разговора Генри однозначно что-то замыслил, но не сказал мне. Рано следующим утром Рой проводил Генри на очередной попутке в город, на занятия к учителю. Я думала, что поступила правильно, рассказав Генри все подробности и душевные особенности встречи и сексуального опыта с моим первым парнем. Я верила, что Господь убережет Генри от ненужных глупостей и моя забота поможет ему, если он обожжется в общении.

Тайной для всех, для семьи Роя был наш сын Генри, а тайной моей семьи была сестра, сошедшая с ума, и мать с болезнью Альцгеймера, которая так и ушла из жизни, так и не вспомнив, кто я такая… Во мне был страх, что и я тоже когда-то забуду своих родных. Узнала, что болезнь передается по наследству. Но меня миновало. Омрачать думами дочь Марию или будущую невестку не хотелось. Я вошла в круг женщин, призвав их к себе, и попросила прощения. Меня отпустило. Я жила в надежде и вере, что меня не коснется беда.

Сестра сошла с ума по очень простой причине. Она любила выпивать и могла спокойно в любое время уйти из дома и остаться там, где наливали. У нее был верный и добропорядочный муж и четверо детей, которых в итоге судом отобрали за ее пьянство и передали отцу. Их жизнь сложилась лучше, чем у их родной матери. Они жили со своим отцом в другой семье с мачехой, которая воспитала их, как родных.

Моя сестра скиталась и слонялась от горя. Затем у нее «поехала крыша», и она стала посещать больницу. А затем – о чудо! – что-то случилось с ней. То ли кто-то незримый помог ей, то ли она нашла в себе силы, но последние пятнадцать лет своей жизни она ни разу не обращалась к врачам, пила редко. Она никогда не говорила о своих детях и прошлой жизни. Иногда приходила к нам, когда мы гостили у Пола в квартире. К нам в бедленд она не ездила. Ей эти путешествия были не к чему. Она была ленива и не хотела работать. Прожила оставшуюся жизнь, общаясь со мной и со своим мужчиной, с которым, остепенившись, редко выпивала, но более не слонялась по другим.

Мои дети любили ее, а Генри – особенно, любил ее очень сильно! Удивительно, и она отвечала ему взаимностью. Когда сестра умерла… А, вернее, ее просто нашли на улице уже мертвую, нам сообщили поздно. Похоронили ее в неизвестной могиле. Как говорится, ушла в небытие, не оставив следа. Генри плакал… нет, не рыдал… он сначала не понял даже, что произошло, а потом, через несколько месяцев накатило. Рыдал так, как будто умерла я…

Я была очень рада, что дети любили мою сестру. Ведь они были ей компенсацией за ее потерянных родных детей, оставленных ею, принесенных в жертву выпивке и таким же ненадежным мужчинам.

Однажды Генри рассказывал, что сестра приходила к нему во сне и улыбалась, а затем что-то пела, и он проснулся. Я думаю, она на небе ему признательна за его любовь к ней. Ведь он просто любил ее, а, говорят, это помогает в тонких мирах пройти перемены.

Вернусь к своей маме. Она жила в интернате. Я платила немалые деньги за ее содержание и молилась. Моя мама была обычной портной. Шила хорошо, но редко, а потому имели мы денег мало в семье. Отца я так и не видела. Поговаривают, он был просто мимо проходящий, залетный парень, немного старше мамы. Мама была простой по характеру, в своем портновском деле знала, что такое вкус, гармония и качество. Возможно, поэтому, впитав почти с молоком восприятие матери, я выбрала себе первого мужа – художника.

С первым мужем я познакомилась в ателье мамы. Вернее, у нас дома и было ателье. Везде нитки и стук челнока с утра до вечера. Мой первый муж, статный и интересный человек, был старше меня, и в то время пришел к ней впервые по рекомендации – пошить костюм. Мама обычно шила что-то простое, а не мужскую классику. Она было стала пояснять ему, но он настоял на своем, сказав ей, что она может отойти от канонов классики. «Я художник, и могу позволить себе несовершенства, открывая новые стили». После этих слов я влюбилась в него окончательно и «поползла по стенке». Мама, заметив такое дело, отправила меня его проводить. Якобы прогуляться. Я сидела целыми днями дома. Если честно, ей просто не терпелось выдать меня замуж, а мне не терпелось сбежать из нашего дома-ателье. И у меня не было постоянного мужчины…

Мой первый муж только и делал, что курил и писал картины, а потом умер от рака легких и своих обид на жизнь. Вот и вся история. Так что я, признаюсь честно, не очень-то хотела рассказывать об этом в своих записках.

В семье Роя все было иначе. Я сполна воплотила свою любовь в детях. Переменила жизнь в светлую и созидательную сторону. Шить вещи я не любила, какой бы малости они не были. Дети шили себе сами и помогали отцу пришить пуговицы. Мария рано обрела навыки штопанья и помогала мне. Хоть я и не любила рукоделие, мой зоркий глаз, воспитанный мамой и первым мужем, всегда подмечал неточности в крое любой вещи. За что в кругу семьи я получила прозвище «острый глаз».