Валерий Лейбин - Психоаналитические идеи и философские размышления

Отталкиваясь от выдвинутых теоретических положений, Уилбер приходит к выводу, согласно которому критическая социологическая теория может быть построена путем анализа логики развития и иерархических уровней организации «сложного индивида», что предполагает критический взгляд как на сами уровни организации (вертикальный срез), так и на разрывы между ними (горизонтальный срез).

Уилбер проводит различие между «глубинными» и «поверхностными» структурами. Перемещение поверхностных структур называется им «трансляцией», перемещение глубинных структур – «трансформацией». Отношение между этими структурами именуется «транскрипцией».

Выделяются и рассматриваются два аспекта трансляции – мана и табу. Мана включает в себя интегрирующие функции физического, эмоционального, психического и духовного порядка. Табу – различные формы дезинтеграции, в частности смерть. Жизнь предстает как «битва маны против табу». Основная функция трансляции – интегрировать, стабилизировать данный уровень организации сознания путем защиты маны и аннулирования табу. В свою очередь, каждая трансформация представляет собой процесс смерти и возрождения: смерть на старом уровне организации и возрождение на вновь появившемся уровне сознания. Таким образом, развитие человека воспринимается в двух плоскостях: «горизонтально-эволюционно-историческом» (процесс трансляции) и «вертикально-революционно-трансцендентальной» (процесс трансформации).

Раскрывая существо и значение религиозности в современном мире, Уилбер указывает на многозначность понятия «религия». Так, различные исследователи под религией понимают нечто иррациональное, в высшей степени значительное и интегративное, проекцию бессмертия, эволюционный рост, фиксацию или регрессию, эзотерическую форму или систему верования, узаконенную религиозность, аутентичность. Уилбер придерживается последнего толкования религии, считая, что подлинная, аутентическая религиозность носит трансрациональный характер. С этих позиций он рассматривает проблемы верования, веры, религиозного опыта и структурной адаптации.

Им подчеркивается, что верование может существовать без веры, а вера – без религиозного опыта. Современные теологи стремятся перейти от верования и веры к обретению религиозного опыта, что является верным шагом на пути создания аутентической религии. Однако, полагает Уилбер, мы должны как можно скорее перейти от «парадигмы максимума опыта к парадигме структурной адаптации» (там же, р. 74).

Уилбер уделяет значительное внимание современной социологии религии. Он согласен с теми исследователями, кто считает, что современное развитие характеризуется упадком интегративной роли мифических структур сознания и ростом процесса рационализации. Вместе с тем, в отличие от многих теоретиков, он полагает, что тенденция к рационализации отражает только первую половину предложенной им схемы развития (от архаических структур к рациональным), в то время как вторая половина этой схемы свидетельствует о продолжении эволюции в сторону нарастания трансрациональных структур (от рациональной к психической, искусной, каузальной и конечной). Если тенденция к рационализации воспринимается рядом теологов как антирелигиозная, то, с точки зрения Уилбера, она является «проаутентическо-религиозной» тенденцией, движением к йоговским, высшим уровням структурной адаптации, поскольку развитие осуществляется от до-рационального мифа через рациональный дискурс к транснациональному богоявлению (там же, р. 79–80).

Останавливаясь на причинах появления в США новых религиозных движений, Уилбер считает, что в поисках интегративной истины или маны некоторые люди обратились к дорациональной символике бессмертия и к мифологической идеологии, тем самым регрессируя на уровень архаическо-магических структур сознания, что весьма характерно, например, для «контркультуры». Появился новый, «специфически западный мистицизм», сочетающий в себе «христианский символизм с рациональной технологией». С другой стороны, новые религиозные движения включают в себя пострациональное развитие, вертикальную трансформацию, высшую структуризации. Первая тенденция является «доперсональной», характеризующейся авторитаризмом, антирационализмом, нарциссизмом, невротизацией. Вторая – «трансперсональной», свидетельствующей о стремлении к развитию аутентичной, трансперсональной религии (там же, р. 94, 100,103).

В работе Уилбера предлагается методология, которая, по убеждению автора, может быть использована в социологических исследованиях религиозных феноменов. Она включает в себя последовательный ряд исследовательских операций, начиная от структурного анализа, способствующего выявлению «детерминации аутентичности», и кончая функциональным анализом, позволяющим понять «детерминацию законности». Эта структурно-функциональная методология не только не исключает иные подходы к исследованию религии, но, напротив, предполагает феноменологическо-герменевтическое толкование религиозности. По словам автора книги, структурализм обеспечивает внешний фон, в то время как герменевтика раскрывает внутренние значения различных религиозных текстов (там же, р. 131).

В результате использования данной методологии, включающей в себя не только формальные процедуры, но и возможность непосредственного проникновения в высшие сферы бытия благодаря соответствующим вкладам трансперсональной психологии в трансперсональную социологию, открывается перспектива аутентического понимания бога. В этом случае, как считает Уилбер, бог перестает быть только символом в нашем сознании, а становится конечным, завершающим уровнем индивидуальности и структурной адаптации или «обществом всех возможных обществ». При таком рассмотрении бога религия приобретает новое социальное звучание. Мы все оказываемся «погруженными в общительного бога», сформированного и формирующего, освобожденного и освобождающего, т. е. «бога, который, подобно Другому, требует участия и который, подобно Я, требует идентичности» (там же, р. 135).

WilberK. A Sociable God. A Brief Introduction to a Transcendental Sociolody. N. Y., 1983.

1984

В методологическом, эвристическом и идейном отношениях современная психологическая мысль в странах Запада является весьма неоднородной. Со второй половины XIX столетия, когда началось выделение психологии в особую отрасль научного знания, отличную от философии, физиологии и медицины, и до наших дней развития зарубежной психологической мысли сопровождалось возникновением множества различных, часто противостоящих друг другу концепций и теорий. Зарождались определенные психологические школы и направления, приверженцы которых отстаивали свои взгляды на природу психики, понимание психических процессов, формирование личности, толкование человека. Все это свидетельствует о концептуальной неоднозначности исходных посылок и конечных выводов зарубежных психологов, предлагающих те или иные подходы к осмыслению отдельных психических явлений и психологической проблематики в целом.