Виктор Кротов - Дом масок. Сказки-притчи

Многие птицы улетают на зиму в тёплые края. А другие остаются беречь птичью тайну. Они делят её на невидимые кусочки, и каждый бережёт свою часть. К весне птицы всё чаще собираются вместе и снова соединяют кусочки в одну общую тайну. Тайна эта растворяется в воздухе и передаётся людям. От неё становится по-весеннему радостно. Нужно подкармливать птиц зимой, а то каких-то частиц в этой тайне будет недоставать.

Проложили как-то новый трамвайный путь и пустили первый трамвай. Но рельсы оказались чувствительными к щекотке. От смеха они так дрожали и гудели, что трамвай испугался и умчался обратно в парк. Долго по этим рельсам ни один трамвай не решался ездить, пока они не повзрослели и не стали серьёзнее. Правда, они и потом похихикивали от колёс, но терпели. Такая уж щекотливая работа им досталась.

Поехали папа с дочкой на троллейбусе. И никак им выходить не хотелось. Смотрят: уже Эйфелева башня видна… вершина Килиманджаро… американские небоскрёбы… – а всё не хочется вылезать. Пингвины переваливаются… Кенгуру прыгают… Великая китайская стена на горизонте… Приехали они опять на свою улицу, только с другого конца. Тут уж вылезли и пошли маме про путешествие рассказать.

Проснулась Ка от беспокойных снов совсем больная. «Просто у тебя подушка слежалась», – сказала мама и взбила подушку. Стала та как облако, зашептала: «Полежим, помечтаем, поспим, полетаем», – и унесла девочку на седьмое небо. Вернулась Ка совсем здоровой. «Знаю, это от маминых рук у тебя такая летучесть!» – сказала она подушке и побежала умываться.

Висела у Ка на стене картина. На ней была лесная опушка. Хотела Ка перевесить картину, а та не снимается. Заглянула за неё Ка, а там продолжение леса – прямо в стену уходит. Даже грибы растут. Набрала Ка отличных лисичек на обед. А картину оставила на месте. Пусть висит, раз приросла.

Запахло в воздухе весной, но то и дело ещё снег сыпет. Всем почкам уже наружу хочется, а родители-деревья не пускают. Только верба своих деток пожалела, справила им серые шубки и выпустила на волю. Увидела их Зима, спохватилась, что замешкалась, и стала к отъезду готовиться. Рада верба: «Без вашего нетерпения, детки, так зима бы и не кончилась».

Подарили Виру компьютерный диск с конструктором королевств. Стал он строить в компьютере своё королевство. Сделал дворцы, города, деревни. Наделал жителей, каких захотел. Навыдумывал всякие необычные растения и машины. Когда королевство было готово, в экране компьютера открылась дверца – и Вир отправился туда править королевством. А родители всегда могли с ним повидаться, нажав нужную клавишу.

Игрунчик весь день играл, и всё не мог понять, почему его брат Задумчик так редко играет вместе с ним. Всё сидит и думает. Однажды он заглянул Задумчику в глаза, и вдруг – раз! – внутрь втянулся. Смотрит, а у Задумчика внутри целое царство для игр. Уж там они наигрались!.. Вылез Игрунчик довольный, думает: «И я его к себе внутрь затяну. Только сначала устрою там всё как следует».

Кто что, а Финд обожал лабиринты. Лихо проходил их, где ни встретит. И вот явилась к нему во сне фея Уана и говорит: «Хочешь, я всю твою жизнь в лабиринт превращу?» – «Хочу!» – закричал Финд и проснулся. Ну и жизнь у него пошла! Только угадывай куда повернуть. Так и помчался он по своему суперлабиринту. Едва успевал домой забежать – поесть да поспать.

Как-то пошла Ка в лес, где синицы с руки клевали. Протянула им ладонь с семечками, налетели птички, пируют. Другие прохожие тоже им семечки тянут – нет, только у Ка клюют. Собралась Ка уходить – не отпускают синицы, лапками за пальцы держат. И прохожие свои семечки ей дают, чтобы она их скармливала. До самого вечера Ка трудилась. Ладошка такая особая у неё оказалась, что ли?..

Орик очень хотел выпускать свою газету, хотя бы домашнюю. Вот только о чём в ней писать? Стал Орик выпускать газету о себе. Раздавал её всем знакомым, чтобы знали про него самые свежие новости. Но в газете обо всём не расскажешь. Пришлось Орику издавать особое приложение о своих секретных вещах. Газета была для всех, а приложение – только для себя.

Жил в одной семье Опрокидуша. Он был невидимым и неуклюжим. То опрокинет что-нибудь, то кого-нибудь под руку толкнёт, то под ноги попадётся. Все на него сердились. Потом поняли, что просто он рядом быть хочет, потому что характер у него домашний и привязчивый. И стали все с ним дружить. А от этого неуклюжесть или проходит, или замечать её перестаёшь.

Объявилась в глухой деревеньке курица, которая несла шоколадные яйца в фольге и с коробочкой внутри. А в коробочке – складные игрушки. Такие, что нигде таких нет. Привезли Киндер-курицу (так её прозвали) в столицу, наградили всякими медалями, а каждое яйцо – сразу на выставку. Все несушки ей завидуют. А она только об одном мечтает: снести как-нибудь настоящее яичко. И высидеть цыплёночка. Куриного киндера.

Однажды с неба посыпались мысли. Их было великое множество, но не было двух похожих. Взрослые тут же понадевали шляпы и раскрыли зонтики. Только маленький Тет бегал по двору, открыв рот, чтобы в него больше попало. «Ты же весь промыслишься!» – кричали взрослые. «Ничего! – смеялся Тет. – Кто знает, когда снова мыслепад будет».

Шёл себе дождь. Видит: бежит Бён, а с ним прыгает мячик и едет рядом Вён на велосипеде. «Постой, – просят ребята дождь. – Дай побегать, попрыгать, поездить». Да не умеет дождь стоять-то. Взялись за него Бён и Вён. Научили дождь бегать, прыгать (с неба на землю и обратно) и ездить на велосипеде. Только стоять не научили. Разве постоишь, когда так весело!..

Потом его назвали Цуком. А когда он ещё был в маме, то крутился, вертелся и не давал ей покоя. Только ночью мама спала спокойно, потому что Цук научился выбираться наружу. Цук осматривал мир, в котором собирался жить и думал, как и что устроить по-другому. Под утро он забирался обратно в маму и притворялся обычным внутренним младенцем, пока не настал его день рождения.

Ехал малыш на коляске. За ним бежала мама, но не могла догнать. Пожалел малыш маму, поехал тише. Взялась мама за ручку, и стало ей идти легко и весело. Одной коляски и на двоих хватило.