Мюриэл Джеймс - Рожденные побеждать. 10 ключей к пониманию, почему одни люди добиваются успеха, а другие нет

Берн определяет психологическую игру как «повторяющийся набор трансакций поверхностно рациональных, со скрытой мотивацией; или, если переводить на общепринятый язык, как серию трансакций с уловкой» [ [35] Eric Berne, “Transactional Analysis” in Active Psychotherapy , Harold Greenwald, Ed. (New York: Atherton Press, 1967), с. 125. ]. Для того чтобы определить трансакции как игру, в них должны присутствовать три специфических элемента:

1. непрерывная серия дополняющих трансакций, благовидных на социальном уровне;

2. косвенная трансакция, которая является основополагающим сообщением всей игры;

3. предсказуемое вознаграждение, которое завершает игру и является истинной ее целью.

Игры препятствуют честным, близким и открытым отношениям между игроками. Однако люди играют в них, потому что игры помогают заполнить время, привлечь внимание, подкрепить прежнее мнение о себе и других и исполнить чувство предназначения.

В психологические игры играют с целью победить в них; но человек, для которого игры стали способом жизни, отнюдь не победитель. Иногда человек даже действует как неудачник по правилам игры. Например, в игре «пни меня» игрок провоцирует другого на критическую реакцию.

Люди, которые привыкли к этой игре (хотя они могут не осознавать этого), склонны притягивать к себе тех, кто будет играть «вторую руку», то есть готовых «пинаться» в ответ.

В каждой игре есть начальный заход. Некоторые начальные заходы могут быть невербальными: бросить неприветливый взгляд, кокетливо строить глазки, погрозить пальцем, хлопнуть дверью, наследить в доме грязной обувью, прочесть чужое письмо, состроить удрученную гримасу, не разговаривать. Другие начальные заходы – вербальные утверждения. Вот примеры:

• «У вас такой одинокий и отсутствующий вид…»

• «Как ты можешь приходить в школу в таком виде!»

• «Он тебя критикует. И что же, ты собираешься это стерпеть?»

• «У меня страшная проблема…»

• «Ну, разве это не ужасно, что…»

Любимой игрой Барбары и Тома был «взрыв». Они оба знали начальный заход этой игры, так что начать ее мог любой из них. Когда игра начиналась, следовал предсказуемый набор трансакций, приводивший к кульминации – шумной ссоре. Результат всегда был одним и тем же: враждебное отчуждение с целью избежать близости. Таково было вознаграждение в этой игре – избегание близости.

Чтобы начать игру, либо Барбара, либо Том провоцировали другого невербальным поступком, например, напускали на себя хмурый вид, непрерывно курили, уходили в себя или демонстрировали раздражение. Когда партнер «попадался на крючок» и вступал в игру, она разворачивалась дальше. В процессе продолжения игры игроки добивались либо отговорок, либо оскорблений. После обмена множеством гневных слов они наконец отстранялись друг от друга.

Когда Барбара начинает игру, трансакции выглядят так:

Барбара: (Начинает дуться и непрерывно курить; жестикуляция утрированно резкая.)

Том: Что такое? Что случилось?

Барбара: Не твое дело!

Том: (Уходит в местный бар.)

Барбара: (Взрывается гневом, когда Том возвращается. Следует длительная ссора, наполненная обвинениями и контробвинениями. Вознаграждение наступает, когда Барбара разражается слезами, убегает в спальню и хлопает дверью. Том удаляется в кухню, чтобы выпить еще порцию. Больше в этот вечер они не контактируют.)

Когда начинает игру Том, трансакции выглядят так:

Том: (Смешивает себе напиток, уходит в гостиную и закрывает дверь.)

Барбара: А почему ты мне не налил? Что-то не так?

Том: Могу я хоть пару минут побыть один?!

Барбара: Если ты хочешь быть один, я ухожу! (Барбара отправляется за покупками, покупает дорогие вещи и возвращается с несколькими пакетами в руках.)

Том: (Взрывается гневом по поводу того, как она безрассудно тратит деньги. Игра проходит полный круг, когда Барбара в ярости, громко топая ногами, уходит, а он стелет себе постель в гостиной.)

Игры имеют тенденцию к повторению. Люди обнаруживают, что говорят одни и те же слова одним и тем же образом, могут меняться только время и место. Вероятно, повторность вносит свой вклад в ощущение, которое часто описывают словами «мне кажется, я уже делал это прежде».

Люди играют в игры разной степени накала: от социально приемлемого и расслабленного до криминального убийственного/самоубийственного уровня. Берн пишет:

А) игра первого уровня – социально приемлемая для круга игроков.

Б) игра второго уровня – не наносящая постоянного неисправимого ущерба, но такая, которую игроки предпочитают скрывать от чужих глаз.

В) игра третьего уровня – та, в которую играют «до победного конца», и которая оканчивается в травматологии, суде или морге [ [36] Eric Berne, Games People Play , с. 64. ].

Игры программируются индивидуально. В них играют с позиции эго-состояния Родителя, если имитируется поведение родителей. В них играют с позиции эго-состояния Взрослого, если они сознательно рассчитаны. В них играют с позиции эго-состояния Ребенка, если они основаны на усвоенных в ранние годы жизни переживаниях, решениях и установках по отношению к другим.

Еще до достижения возраста 8 лет у ребенка формируется представление о собственной ценности. Он также формулирует представление о ценности других. Переживания кристаллизуются, и дети решают, что́ все это для них значит, какие роли они будут играть и как будут это делать. Это детские дни решений [ [37] Eric Berne, Principles of Group Treatment , с. 269–278. ].

Когда решения относительно самого себя и других принимаются в очень раннем возрасте, они могут быть очень нереалистическими. Такие решения вероятнее всего будут искаженными и иррациональными, потому что дети воспринимают жизнь сквозь маленькую замочную скважину своего существования. Эти искажения способны создавать некоторую степень патологии – от несущественной до серьезной. Однако они могут – в момент своего принятия – казаться логичными для ребенка и иметь для него смысл. Следующая история, рассказанная 43-летней Бетти, которая двадцать лет была замужем за алкоголиком, иллюстрирует последствия ранних решений.

Мой отец был жестоким алкоголиком. Напиваясь, он бил меня и орал. Я пыталась прятаться от него. Однажды он пришел домой пьянее обычного и настежь распахнул дверь. Он схватил мясницкий тесак и стал бегать с ним по дому. Я спряталась в шкафу для верхней одежды. Мне тогда было почти четыре года. Мне было так страшно там, в шкафу! Там было темно и жутко, одежда то и дело задевала меня по лицу. В тот день я решила, что мужчины – животные, дикие звери, которые всегда будут стараться сделать мне больно. Я была крупным ребенком и, помню, думала: «будь я поменьше, он бы меня любил» или «будь я красивее, он бы меня любил». Я всегда считала, что ничего не стою.