Сергей Корсаков - Общая психопатология

Все это указывает на то, что в происхождении мнимоощущений имеет большое значение состояние чувствующего аппарата, и потому необходимо у каждого галлюцинанта обстоятельно исследовать состояние органов чувств и степень чувствительности, отыскивать поводы к раздражению чувствующих нервов и, если возможно, их устранять.

а) Несоразмерные (по напряженности) в мыслях или идеях – навязчивые идеи. К качественным расстройствам в интеллектуальной сфере относится явление, наблюдаемое довольно часто и известное под названием навязчивых идей (Zwangsvorstellungen, Obsessions mentales).

Так называются такие идеи, которые неотвязно преследуют сознание , не выходят из него, нередко вопреки воли самого больного . Больной часто сам сознает болезненность этой идеи, но не может от нее отделаться. Дать понятие о том, что такое навязчивая или насильственная идея, может знакомый каждому факт, что когда его что-нибудь заботит, то заботящая мысль не выходит из сознания, несмотря на все старания.

При болезненных навязчивых идеях явления бывают несравненно резче, и обыкновенно заботящие больного идеи бывают по существу крайне мелочны, но поражают несоразмерностью того влияния, которое они имеют на все существо больного, волнением, которое они вызывают, значительностью той силы, с которой они, так сказать, «обладают» всей его личностью. Я знал, например, больную, которая страдала неотвязно преследовавшей ее мыслью, что она может уколоться булавкой. Эта мысль так овладела ею, что больная почти ни о чем не могла думать, как только о том, нет ли у нее в платье булавки: с утра она самым тщательным образом разбирала по складкам отдельные вещи своего туалета, постоянно возвращаясь к только что рассмотренным; ей все думалось, что она недостаточно внимательно просмотрела, и эта мысль беспрестанно волновала ее. Так проходило несколько часов. Когда ей приносили кушанье, она тоже старательно исследовала, нет ли там булавки. Она почти никого не касалась из боязни, что с пришедшего упадет на нее булавка. После всякого движения требовался аккуратный и продолжительный осмотр. Прежде чем заснуть, больная несколько часов проводила, рассматривая все мельчайшие уголки своей постели. Если она не осмотрит того, что считала нужным, у нее наступало такое тягостное душевное состояние, точно больная не исполнила какой-нибудь самой священной обязанности, точно совершила преступление, или точно от ее упущения произойдет ужасное несчастие.

Знакомство врачей с тем явлением, которое называется навязчивыми идеями, началось давно, но было довольно неопределенное; лишь в последние 50 лет знания в этом отношении начали расширяться. Более обстоятельное изучение явлений, сюда относящихся, началось с того времени, когда знаменитый французский психиатр Морель описал их под именем délire émotif, и еще более с того времени, как немецкие психиатры Гризингер, Вестфаль и Крафт-Эбинг сделали вполне определенную их характеристику. Название «навязчивые идеи» – «Zwangsvorstellungen» предложено Крафт-Эбингом в 1867 г. и принято большинством немецких и русских авторов. Французские писатели называют относящиеся сюда явления obsessions morbides, idees fixes. Последним термином обозначают, впрочем, не только простую навязчивую идею, но и внедряющуюся в сознание бредовую идею (о различии между бредовой и навязчивой идеей будет сказано ниже).

Собственно говоря, навязчивые идеи не относятся исключительно к расстройствам одной интеллектуальной сферы. Несомненно, что в значительной степени при навязчивых идеях страдает эмоциональная сфера, так как навязчивые идеи вызывают чрезвычайное волнение, и воля, особенно та функция воли, которая выражается в акте внимания: при навязчивых идеях деятельность активного внимания не в состоянии удалить из сознания те репродукции, которые нежелательны; напротив, они с напряженностью возникают в сознании. Следовательно, расстройство в функции внимания при навязчивых идеях всегда существует, и потому их можно причислять и к элементарным расстройствам в сфере воли. Но в то же время навязчивые идеи относятся и к расстройствам в сфере интеллекта, так как обусловливаются тем, что некоторые идеи имеют стремительную наклонность являться в сознании совместно и постоянно переходить порог сознательности, привлекая к себе внимание и давая направление мыслям и чувствам. Если это свойство обусловливается болезненными причинами, то и будет патологическая навязчивость тех или других идей или тех или других сочетаний. С такой навязчивостью некоторых идей и сочетаний мы встречаемся у душевнобольных очень часто. Так, при меланхолии бывает, что какая-нибудь тревожная, мрачная идея, например воспоминание о каком-нибудь своем проступке, неотступно преследует сознание. Навязчивость бывает вообще часто при неврастении и ипохондрии, когда какое-нибудь болезненное ощущение, например боль в стороне сердца, вызывает неотвязную мысль о возможности умереть от разрыва сердца. В большинстве случаев такого рода навязчивость идей является только как один из симптомов среди многих других, иногда гораздо более важных. Но бывают случаи, где навязчивые идеи развиваются как самостоятельное явление, выступающее на первый план. Это бывает особенно часто у лиц с наследственным расположением к психическим заболеваниям, у так называемых дегенератов. Форма, в которой появляются такого рода навязчивые мысли, различна. Так, иногда они являются в форме так называемого «болезненного мудрствования». В таких случаях чаще всего больному приходится разрешать целую вереницу вопросов, совершенно-ненужных. Так, например, больной идет по улице и должен разрешить вопрос: «почему он идет, отчего он не падает, что он сделал бы, если бы рядом с ним кто-либо упал, кто бы это мог упасть – молодой или старый?» и т. п. Понятное дело, что такие вопросы, часто неразрешимые, но тем не менее неотступно преследующие, ставят больного в крайне мучительное положение.

Я приводил уже примеры «болезненного мудрствования» (см. с. 38). Здесь я дополню число их еще одним случаем, описываемым французским психиатром Легран дю Соль.

«Девица, 24 лет, известная артистка, музыкантша, интеллигентная, живая, очень пунктуальная, пользуется прекрасной репутацией. Когда она находится на улице, ее преследуют такого рода мысли: не упадет ли кто-нибудь из окошка к моим ногам? Будет ли это мужчина или женщина? Не повредит ли себе этот человек, не убьется ли до смерти? Если ушибется, то ушибется ли головою или ногами? Будет ли кровь на тротуаре? Если он сразу убьется до смерти, как я это узнаю? Должна ли я буду позвать на помощь или бежать, или прочесть «отче наш» или «богородице, дево, радуйся?». Не обвинят ли меня в этом несчастии, не покинут ли меня мои ученицы?» Можно ли будет доказать мою невиновность?» Все эти мысли толпою овладевают ее умом и сильно волнуют ее. Она чувствует, что дрожит. Ей хотелось бы, чтобы кто-нибудь успокоил ее ободряющим словом; но «пока никто еще не подозревает, что происходит с ней» [22] Legrand du Saulle. La folie du doute (avec délire du toucher). Paris, 1875. 76 p. .