Сергей Корсаков - Общая психопатология

В некоторых случаях эти вопросы или сомнения касаются каких-нибудь весьма ничтожных явлений. Так, французский психиатр Бейарже рассказывает об одном больном, у которого развилась потребность расспрашивать о разных подробностях, касающихся красивых женщин, с которыми он встречался. Эта потребность являлась всегда, когда больной видел где бы то ни было красивую даму, и не поступить согласно потребности ему было невозможно, а с другой стороны, это было соединено, понятно, с массой затруднений. Мало-помалу положение его стало настолько тяжелым, что он не мог спокойно сделать несколько шагов по улице. Тогда он придумал такой способ: он стал ходить с закрытыми глазами, а его водил провожатый. Если больной услышит шорох женского платья, он сейчас спрашивает, красива ли встретившаяся особа или нет? Только получив от провожатого ответ, что встречная некрасива, больной мог быть спокоен. Так дело шло довольно хорошо. Но однажды ночью он ехал по железной дороге; вдруг ему вспомнилось, что, будучи на вокзале, он не узнал, красива ли особа, продававшая билеты. Тогда он будит своего спутника, спрашивает, хороша она или нет? Тот, едва проснувшись, не мог сразу сообразить и сказал: «не помню». Этого было достаточно, чтобы больной взволновался настолько, что нужно было послать доверенное лицо назад узнать, какова была наружность продавщицы, и больной только тогда успокоился, когда ему сообщили, что она некрасива.

В таком же мучительном и странном состоянии бывают люди, имеющие навязчивые мысли о каких-нибудь числах ( аритмомания ) или потребность припомнить имена ( ономатомания ). Я знал одного адвоката, который не мог ездить по улицам, не производя счета окон в домах, бывших по сторонам. Если он пропускал и сбивался со счету, он должен был возвращаться назад. Он же иногда среди ночи должен был разыскивать в старых газетах имя лошади, которая выиграла за несколько лет какой-нибудь приз, – так сильна была у него навязчивая мысль, связанная с припоминанием имен. Он, конечно, понимал, что ему нет никакой надобности знать имя этой лошади, но мысль не давала ему покоя, пока он не находил искомого имени.

В других случаях навязчивые мысли сочетаются с каким-нибудь тревожащим больного предположением. Так, иногда у больного существует болезненная брезгливость , обусловленная различными, большей частью крайне неосновательными соображениями. Я знал больную, которая, услыхав, что среди служащих в конторе ее мужа был один сифилитик, стала бояться заразиться сифилисом через прикосновение к предметам, за которые мог браться человек, страдающий этой болезнью. Мало-помалу ей стало думаться, что человек, страдающий сифилисом, мог оставить заразу на ее стульях, на ее платье и пр. И вот у нее развилась непреодолимая боязнь дотрагиваться до предметов: только она до чего-нибудь дотронется, она должна бежать к умывальнику и мыть руки. Такое мытье рук происходило почти беспрерывно. Больная, наконец, не могла оставаться в доме мужа, переехала в другой дом, но и там продолжалось все то же. И лишь через несколько месяцев наступило небольшое улучшение, и больная могла ограничиваться 20 разами умывания рук в день, чтобы быть относительно спокойной.

Иногда болезненная брезгливость соединена с предположением какой-то нечистоты, поганости, и больной начинает бояться дотрагиваться до всего, чтобы не опоганить себя; почти всегда для того, чтобы очистить себя от нечистоты, больной считает нужным мыть руки и моет их после каждого прикосновения. Таким образом, некоторые больные моют руки на дню несколько десятков или даже более сотни раз, до того, что у них руки становятся похожи на руки прачек. Боязнь прикосновения , подобная только что описанной, бывает и при предположении, что предмет, до которого дотрагиваются, может уколоть. Больной, хотя и видит очень ясно, что предмет не уколет, но тревожащее его предположение сильнее его критики, и он не может ему противостоять. И это бывает иной разу людей, вполне разумных, иной раз поражающих остротой и глубиной своего ума, замечательных ученых и мыслителей.

Иногда навязчивые мысли являются в виде так называемых хульных мыслей . Больной, например, хочет молиться, а в это время у него в сознание постоянно входит мысль о чем-нибудь неприличном, циничном. Само собой разумеется, это крайне мучительно для больного и заставляет его с особенным тщанием сосредоточивать свое внимание на молитве; но большею частью, чем старательнее он думает об удалении хульных мыслей, тем они сильнее.

Иногда при навязчивых мыслях особенно резко выступает мучительная уверенность, что случится что-нибудь страшное, если больной сделает тот или другой поступок. Это бывает в различного рода расстройствах, известных под именем «патологического страха», « фобиях » разного рода, например при боязни пространства (agoraphobia). При этой последней болезни больной не может ходить по открытым местам, например на площади. Едва дойдет он до площади, как его охватывает необыкновенный страх, – такое ощущение, что если он сейчас сделает хоть шаг, то упадет или с ним сделается припадок; между тем простой мальчик может при этом ему помочь, взявши его за руку: тогда он пойдет без страха. Такого же рода боязнь существует и относительно толпы, относительно стояния на амвоне в церкви, особенно у церковнослужителей, и т. п.

Иногда боязнь обусловливается уверенностью, что больной, находясь в обществе, чрезвычайно сконфузится и покраснеет ( эритрофобия ), или, будучи в обществе, он не удержится и выпустит мочу или испражнения. И нужно прибавить, что нередко рефлекторно действительно является при этом и покраснение, и неудержимый позыв на мочу и на испражнения.

Различного рода навязчивых идей и фобий встречается чрезвычайно много, и нет возможности перечислить все их виды: каждый день можно встретить какую-нибудь новую форму. Следует прибавить, что нередко они бывают у лиц, которые, кроме этих явлений, не представляют других резких признаков душевного расстройства, разве только общие явления недостаточной уравновешенности. Мы еще будем говорить об этом в частной психиатрии, когда будет речь о специальном психозе, проявляющемся в навязчивых идеях.

Навязчивые идеи не нужно смешивать с бредовыми идеями, о которых мы будем сейчас говорить. Главное различие между ними заключается в том, что при навязчивой идее больной часто очень хорошо сознает, что то, что его тревожит, что навязывается его сознанию, – нелепо, но не может отделаться от мысли об этой нелепости и от связанной с ней тревоги. При бредовой, или ложной, идее, наоборот, больной убежден в верности своей идеи . В редких случаях навязчивые идеи переходят в бредовые, но обыкновенно они в них не переходят. Иногда (правда, тоже довольно редко) навязчивые идеи осложняются псевдогаллюцинациями и настоящими галлюцинациями, а затем и бредом.