Павел Румянцев - В поисках нормы. Размышления психиатра

Книги о психиатрии, как правило, читают люди подготовленные и читают не из праздного любопытства, а… Действительно, а почему читают?

Сказать, что просто интересуются данной отраслью медицины, – неверно: про инфаркт миокарда или сахарный диабет не будут читать так массово и с таким неподдельным интересом.

Думаю, все дело в «червячке сомнения», который сидит в каждом из нас: нормален ли я?

– Со мной что-то случилось! Появился неясный страх, тревога… Чуть не произошел нервный срыв… Какой-то туман в голове… Плохо спалось, думалось о смысле жизни, о самоубийстве… Накануне я вел себя ужасно, не надо было так говорить, так делать… Что же произошло, обычно спокойный, вежливый – и вдруг такое поведение? Мир устроен странно… Я страдаю, переживаю, а этот гогочет, пьет, ржет, ему все нипочем… Я так не могу! Надо же, тот, который вчера ржал-гоготал, взял и повесился… Жуть! Точно, ненормальный.

Вот и произнесены ключевые слова, которым посвящена книга: что же такое нормальный и ненормальный?

Ответить на этот вопрос невозможно. Понятие нормы в психиатрии относительное. Порой грань между нормой и патологией настолько зыбкая, что отличить одну от другой весьма сложно. Поэтому хорошо, что книги о психиатрии читают люди подготовленные, знающие. Не надо объяснять простые истины: что такое бред, галлюцинации. В конце концов, кто интересуется, может открыть любой учебник и прочитать, что «бред – это ложное умозаключение, не поддающееся разубеждению», «галлюцинации – в отличие от иллюзий не имеют под собой реальной основы». Могут ли бред и галлюцинации быть в норме ? Да, при определенных обстоятельствах. Например, индуцированный бред: один человек, охваченный ложным умозаключением, убеждает всех, что его умозаключение верно. Не верите?! В коммунизм в отдельно взятой стране, во врагов народа или… в преимущество арийской нации, если уж свое прошлое вспоминать стыдно.

В галлюцинации у здорового мужика тоже не верите? А если после хорошего запоя?! Хотя, согласен, вопрос риторический. Ведь водка, вызвавшая их, вполне реальна, мало ли что с нее видится и слышится.

Ну а если отбросить шутки, то мы подходим к одной важной проблеме психиатрии – анозогнозии – отсутствии критической оценки больным своей болезни (греческое «а» – отрицание, «nosоs» – болезнь, «gnosis» – познание).

За свою многолетнюю практику мне очень редко встречались пациенты, признающие, что они психически больны. Пусть они испытывают слуховые галлюцинации, пусть за ними следят, записывают на видео, угадывают их мысли, воздействуют аппаратами, управляют через гипноз. Пусть! Это же не болезнь… это на самом деле колдовство, порча, зомбирование, воздействие всевозможных властных структур, колдунов, экстрасенсов. Им ничего не стоит подослать мафию, бандитов, чтобы завладеть старенькой «хрущевкой», украсть продукты, отсыпать крупы, соли… Масштабы разные – суть одна.

Если врач говорит: «У вас гипертония», то человек безропотно соглашается с диагнозом и начинает лечиться. А если психиатр мягко, тактично говорит об отклонениях в психике (Боже упаси назвать вещи своими именами – бредом, шизофренией!), то человек встает в позу:

– Никакого расстройства психики у меня нет. Я здоров! Какая болезнь?!? Так это… из-за колдовства, порчи, происков врагов, нечистых сил и т. д. Вот их надо устранить, чтобы они от меня отстали, и тогда все будет хорошо.

– А сейчас, выходит, плохо?

– Да, потому что травят, издеваются, подсылают голоса, вредят, воздействуют, жгут лучами, довели, измучили, испортили…

И так до бесконечности.

Признать, а главное – с критикой отнестись к факту психического заболевания может далеко не каждый. Все ограничивается частичной, как мы говорим, критикой. Полупризнанием с поправками, оговорками…

В больницу поступает в десятый раз оттого, что накопилась усталость от колдовства, порчи, преследования. Надо отдохнуть… от колдовства, порчи, преследования.

По-настоящему критическое отношение я наблюдал всего лишь один раз. Это была моя коллега – врач-психиатр. Она страдала слуховыми галлюцинациями. Тяжелая, плохо поддающаяся лечению болезнь. Однако она смогла дифференцировать себя и болезнь, смогла дистанцироваться от голосов. Как шутят студенты: мухи отдельно, котлеты отдельно.

Женщина продолжала работать, лечить пациентов с такими же, как у нее, проблемами. Убеждала больных, что голоса – это галлюцинации, что реально их не существует. Одновременно слышала у себя в ушах издевательские смешки: «Ха-ха! Мы не существуем!»

Когда чувствовала, что самой уже не справиться и она может нарушить великий принцип Гиппократа «Не навреди!», бросала работу и ложилась в стационар на лечение. Мужественная женщина! И прекрасный врач. Может, оттого, что сама страдала, лечила больных очень хорошо. Проработала до пенсии, нянчила внуков. К старости и болезнь отступила. Но это скорее исключение из правил.

Кстати, бытует мнение, что психиатры сами по себе люди странные. Вспомните, как их показывают в художественной литературе, кинофильмах.

Доктор лечил-лечил, да и сам сошел с ума. Значит, психическая болезнь заразная. Объяснение лежит все в том же «червячке сомнения»: нормален ли я? По статистике заболеваемость шизофренией приблизительно 1,2 на 1000 населения, а в психиатрию зачастую идут люди с заведомо имеющимися у них отклонениями в психике: они стремятся познать себя, разобраться в происходящем с ними. Таким образом, риск заболеть среди врачей-психиатров заметно возрастает. Однако не следует впадать в крайность: пошел работать в психиатрию, потому что сам псих! Психиатрия – это вершина медицинской науки: она изучает высшее, чем обладает человек, – душу («psyche» с греческого «душа»). И если бы люди знали, что это такое, то не писали бы в справочниках: «Психика – форма активного отображения субъектом объективной реальности, возникающая в процессе взаимодействия высокоорганизованных живых существ с внешним миром и осуществляющая в их поведении регулятивную функцию». Почитаешь этакое и невольно почешешь темечко. Надо бы разобраться во всем, в конце концов!

Возьмем хотя бы анозогнозию. Вот вроде говоришь красиво, убеждаешь, а психика так устроена, что все может перевернуть.

Кажется, убедил: нехорошо не признавать у себя болезнь, ведь тогда больные не хотят лечиться. Однако непризнание болезни – это нормальная защитная реакция организма, элемент адаптации. Чтобы жить, нужно забывать о болезни. Человек – одно из немногих живых существ, которое знает, что умрет. Но психика так устроена, что об этой печальной участи человек вспоминает время от времени, от случая к случаю, иначе полноценной жизни не получится. Так и о болезни невозможно думать постоянно. Наблюдал «раковых» больных: при малейшем улучшении состояния первое, что они старались сделать, – забыть о болезни, о близкой смерти и благодаря этому продолжали жить. Вот и получается, что у анозогнозии есть и плюсы, и минусы.