Джастин А. Франк - Трамп на кушетке. Что на самом деле в голове у президента

Один бывший товарищ Дональда по комнате рассказал Блэр, что военная обстановка была его «самой любимой вещью» в NYMA. «Вовсе не пасующий перед строгой дисциплиной, Дональд радовался четким рамкам, которые позволяли ему сосредоточиться на том, как достичь вершины и добиться желаемого», – пишет Блэр. Это описание вряд ли удивит тех, кто наблюдал за его стремлением к победе в президентской кампании 2016 года. Но такая установка на победу не соответствует неосознанной цели человека с патологией Трампа; цели, которую можно определить одним словом: покой .

Без сомнения, Трамп вполне соответствовал «четким рамкам» NYMA, но это было не просто обуздание хаотической агрессивности. Цель заключалась в подавлении постоянного внутреннего беспокойства, страха перед распадом (фрагментацией) сознания. Вспышки агрессии помогали ослабить беспокойство, но ничего не могли поделать с его источником. Все нападки Трампа на других людей – как прошлые, так и нынешние – тесно связаны с обузданием тревоги и беспокойства. Промежуточная победа – это достижимая задача, но подсознательная цель – состояние покоя – остается недоступной. Прикованный к психологической беговой дорожке в стремлении к недостижимой цели, он лишь подпитывает свои страхи и тревоги, что приводит к постоянной эскалации напряженности, которую мы наблюдаем сейчас.

В защитном пузыре, амортизированным подушками богатства и планов о великом коммерческом будущем, Дональд формировал свои представления о власти и превосходстве.

Уход Дональда из футбольной команды означает, что на каком-то уровне он понимал: «психическое убежище», которое он создал для себя в структуре NYMA, было ущербным. Несмотря ни на что он ощущал растущую тревогу, и выбрал отступление. Даже при поверхностном взгляде на карьеру Трампа становится ясно, что решение внезапно отойти от дел характерно для него: количество завершенных проектов значительно уступает тем, от которых он отказался.

Теперь он облечен великой американской традицией президентства и знает простой выход. Когда его критикуют или он сталкивается с важными вопросами, требующими хорошего знания политики и не связанными напрямую с победой или поражением, – он с легкостью может отойти в сторону. Например, в преддверии своей встречи с Ким Чен Ыном, Трамп заявил, что, если ему что-то не понравится в процессе подготовки, он просто выйдет из переговоров.

Однако Дональд не мог отойти в сторону в NYMA; независимо от того, как он относился к господствующей обстановке сдержанной агрессии, он понимал, что должен винить (или благодарить) отца за ограничение своей свободы. Чтобы Дональд не забывал, кто отправил его туда, Фред регулярно посещал сына в NYMA. Эти визиты были недвусмысленным напоминанием о доминанте власти в отношениях между отцом и сыном. Как пишет Д’Антонио, Добиас «вспоминал, что отец Дональда весьма жестко обходился с парнем. В этом отношении он был настоящим немцем». В устах ветерана Второй мировой войны это определенно не было комплиментом, даже если Добиас не знал, что в послевоенные годы Фред Трамп активно пытался скрывать свои немецкие корни и даже объявлял о своем шведском происхождении, – ложь, которую попытался увековечить его сын.

Вероятно, Дональд возмущался своей ссылкой в NYMA. Он энергично принялся за изучение военного дела, но ни его энтузиазм, ни уважение не распространялись на армию и военную службу. Уклонение от призыва во время войны во Вьетнаме само по себе не означало презрительного отношения к армии. Однако, когда в разговоре с Говардом Стерном Трамп пошутил, что попытки избежать венерических заболеваний в 1990-е годы были «моим личным Вьетнамом», он проявил вопиющее неуважение к солдатам, погибшим или раненым на той войне. Собственнический тон, которым он обращается к офицерам – «моим полководцам», – такое же доказательство его презрения к вооруженным силам, как и нападки на семьи ветеранов войны. Если предполагалось, что учеба в военной школе внушит Трампу уважение к армии, выходящее за рамки симпатии к парадным мундирам, то из этого ничего не вышло. Такое пренебрежение человека к армейским принципам нужно, безусловно, учитывать, прежде чем назначать его главнокомандующим вооруженных сил США.

Еще одно свидетельство провала планов отца дисциплинировать Дональда обучением в NYMA проявляется в одной из откровенных реплик Трампа в разговоре с Д’Антонио. Размышляя о своем поведении до и после военного училища, Дональд Трамп признался, что эта попытка была безуспешной. «Не думаю, что люди сильно меняются, – сказал он. – Когда я смотрю на себя в первом классе и сейчас, то вижу, что фактически остался тем же человеком». Такое смелое заявление о неизменном характере от кандидата в президенты должно было стать поводом для глубокого исследования. Если человек считает, что он не изменился с тех пор, как швырялся камнями в малыша, запертого в детском манеже, это заставляет задуматься. Умышленно или неумышленно Трамп подает четкий сигнал: его «особая» агрессивность сопротивляется любым попыткам модификации. На это стоило бы обратить внимание его сторонникам, поддавшимся на выдумку о том, что кандидат Трамп станет другим человеком, когда сядет в президентское кресло. Они продолжают питать надежду на его скрытые источники здравого смысла и государственной зрелости, которые проявятся в условиях кризиса.

Если человек считает, что он не изменился с тех пор, как швырялся камнями в малыша, запертого в детском манеже, это заставляет задуматься.

Неудивительно, что Трамп противоречит сам себе, когда в другой раз высоко оценивает свой опыт в NYMA и уроки, вынесенные оттуда. Д’Антонио пишет: «Вспоминая об этом периоде, Трамп сказал мне: “Я принадлежал к элите. Когда я окончил училище, то был элитным человеком”». Прогресс Трампа по сравнению с подростковым представлением о некой абсолютной «шкале элитности» приводит к малоутешительным выводам насчет его склада ума – как тогда, так и теперь.

Но в качестве наглядного урока (а Фред, вероятно, больше всего хотел этого) ссылка в NYMA достигла своей цели. Она установила в отношениях между отцом и сыном баланс сил, который сохранялся до конца жизни Фреда и даже после. Возможно, неподконтрольный характер Дональда был частично признан, но вместе с тем он получил недвусмысленное предупреждение: если кто-то собирается держать его под контролем, это будет его отец. Несмотря на многочисленные вызовы отцовскому авторитету и превосходству, которые мы рассмотрим в следующей главе, Дональд ясно дал понять это в интервью Джейсону Горовицу из «Нью-Йорк Таймс» от 2016 года. Когда Трампа спросили, как бы его отец отнесся к намерению сына участвовать в президентской гонке, он ответил: «Он, несомненно, разрешил бы мне это сделать». Создавая «персоны» Дональда Трампа, автор ряда бестселлеров Дональд Трамп писал в «Искусстве сделки»: «Я никогда не боялся отца, как это бывает с большинством людей. Я смело возражал ему, и он уважал это». Признание, что для участия в президентской гонке ему понадобилось бы отцовское разрешение, предполагает нечто иное.