Виктор Кандыба - Чудотворцы и чудеса. Энциклопедия сверхвозможностей человека

Индейские знахари владеют средствами, видимо, неизвестными современной медицине. Они умеют лечить проказу, тогда как наши лекарства могут только приостанавливать ее развитие.

Они справляют свои обряды над больным, умирающим от малярии, деревянной иглой делают внутривенные вливания настоя хины и поднимают его на ноги за несколько недель.

Меня интересовали прежде всего эти обряды. Я имел хороший фотоаппарат и надеялся привезти домой уникальные снимки.

Мне удалось нанять индейца Габрио, который согласился проводить меня в соседние с его племенем районы.

Ему я был обязан своим душевым спокойствием. Как ни трудно было нам объясняться — ведь я совсем не понимал его языка, а он знал всего несколько слов по-английски, — мы скоро научились неплохо изъясняться на языке жестов и междометий. Габрио прекрасно знал страну и обычаи местных индейцев, и ему можно было довериться полностью.

Однако когда я принимался расспрашивать Габрио о бруджо, с которыми ему приходилось иметь дело, он или не понимал моих вопросов, или делал вид, что не понимает.

Но в это утро его зубная боль стала настолько сильной, что он не мог думать больше ни о чем другом. Его глаза лихорадочно блестели из-под гривы спутанных черных волос. Временами он прижимал челюсть кулаком и царапал нижнюю губу, будто хотел показать — вот источник мук.

— Слушай, Габрио, — сказал я ему с некоторым раздражением. — Я же доктор! Лечить зуб!

Я попытался знаками и с помощью нескольких известных мне индейских слов втолковать Габрио, что я, наверное, смог бы выручить его. Но он отрицательно тряс головой и скрипел зубами, словно хотел челюстями сокрушить врага, причинявшего ему мучительную боль.

— Магия белого человека не поможет индейцу, — пробормотал он. — Я видать доктор.

Он произнес «догитир», и я не сразу смог понять его. Тут он направил лодку к берегу, надеясь найти знахаря в деревне, которая появилась на берегу.

В селении Габрио быстро разыскал «догитира». Это был тощий старик с мудрым и хитрым взглядом, свойственным людям его профессии — знахарям и колдунам. В последующие годы в Западной Африке, Малайе и Новой Гвинее я часто наблюдал этих людей за работой, но лишь в тот единственный раз мне довелось видеть знахаря в роли дантиста.

Я начал понимать, почему Габрио отверг мое предложение. Дело было не в отсутствии доверия ко мне, а в абсолютной, непоколебимой вере Габрио в знахаря. Это было заметно по манере, с которой он обращался к нему, жестикулируя и показывая свои зубы.

Деревенский знахарь мрачно кивнул. Я заметил, что он внимательно наблюдает за мной. Габрио раз или два показал на меня рукой, видимо, объясняя, что я «белый доктор».

Наблюдая за тем, как местный представитель медицины готовится продемонстрировать свое искусство, я впервые воочию видел, какое значение имеет доверие пациента к лекарю. Габрио безропотно подчинялся знахарю, какими бы странными и чудовищными ни были его действия. Можно назвать это верой, хотя я предпочитаю другое слово — доверие, но как его ни называй — ясно, что здесь мы имеем дело с областью, которую именуем психотерапией.

Лихорадочный блеск глаз Габрио смягчился, когда знахарь приступил к делу. Он не стал тратить время на гигиенические формальности, свойственные даже простейшей медицине. Он не вымыл рук и, судя по их виду, было сомнительно, чтобы он когда-либо в жизни проделывал подобную предоперационную процедуру.

О зубоврачебном кресле, естественно, не могло быть и речи. Он просто уложил Габрио на землю, а сам сел на корточки, зажав голову пациента между колен.

Габрио открыл рот с черными, пораженными кариесом зубами. Придерживая голову одной рукой, знахарь запустил вторую в рот пациента, с силой разжимая челюсти несчастного.

Габрио застонал, но принял действия знахаря как должное. Кроме рта, на лице Габрио, казалось, осталась только пара молящих глаз, сходящихся над перемычкой плоского носа. Двумя пальцами знахарь ощупал его воспаленную десну и издал возглас удовлетворения, хотя я не представляю себе, что он мог установить при таком приблизительном осмотре.

Мальчик — очевидно, ученик знахаря — принес чашу с отвратительной на вид жидкостью. Знахарь наклонился над ней, бормоча заклинания и продолжая смотреть на Габрио гипнотическим взглядом. Его тело раскачивалось в унисон с бормотанием.

Вдруг знахарь схватил чашу и большими глотками выпил ее содержимое. Я не удивился, когда его сразу же вырвало.

Лекарь — ему было не меньше 60 лет, а это немалый возраст для индейца — сделал знак, чтобы подали вторую чашу. Процедура повторилась. Я могу только строить предположения о том что достигалось этим приемом, действовавшим не на пациента, а на «врача». Одно несомненно — все это каким-то образом действовала и ни Габрио. Он смотрел, как зачарованный, на колдуна, который, похоже, впадал в транс. Потом знахарь, снова запустив руку в рот Габрио, принялся жевать какой-то мешочек вроде табачного кисета, сплевывая на землю сначала по одну сторону от Габрио, затем по другую. Все это время он нараспев бормотал одни и те же слова в странном, монотонном ритме. Я с интересом наблюдал за этим представлением. Габрио безропотно позволял лекарю делать с собой все, что тот считал нужным. Полное доверие больного к знахарю могло бы служить образцом отношений между врачом и пациентом для нашего цивилизованного общества.

Внезапно старик припал ртом к опухшей щеке Габрио и начал яростно и шумно сосать. Это, очевидно, было чрезвычайно болезненно, и Габрио завопил. Однако знахарь продолжал сосать щеку, а помощник крепко прижимал голову пациента к земле.

Наконец, старик приподнялся и выплюнул что-то. Я подошел ближе: это была острая щепка. Как она попала ему в рот, не знаю, но уверен, что не из щеки Габрио. Старик посмотрел вокруг, что-то сказал, очевидно, объясняя результаты лечения. Габрио поднял голову и уставился на злосчастный кусочек дерева, но знахарь снова довольно грубо прижал его голову к земле и опять принялся сосать щеку. Через некоторое время он выплюнул муравьев. Я был поражен его фокусами. Судя по всему, старик незаметно совал все это себе в рот, и, когда в третий раз он выплюнул кузнечика, а в четвертый — ящерицу, я был просто сбит с толку. Ящерица, очевидно, считалась чем-то очень важным. Знахарь потрясал ею в воздухе, показывая столпившимся вокруг индейцам.

Габрио было разрешено сесть, и старик начал расспрашивать о том, как он себя чувствует после извлечения этих ужасных вещей из его рта. Габрио осторожно потрогал щеку и кивнул, но по выражению его лица и тем нескольким словам, что я мог понять, было ясно, что зуб все еще давал себя знать.