Вольдемар Карамазов - Всеобщая история религий мира

Система богов, ритуалов и культов в рамках гигантской структуры религиозного синкретизма была сложной и многоярусной. К высшему ее эшелону причислялись общегосударственные культы Неба и Земли, относящиеся, прежде всего, к даосизму и отправлявшиеся в полном объеме только самим императором в специальных столичных храмах. Храм Неба и сегодня является архитектурной достопримечательностью Пекина: это обширный комплекс, ведущее положение в котором занимает трехъярусное куполообразное здание, круглое в плане, с мраморными террасами и балюстрадами. Оно обычно оживало и красочно светилось в ночь церемониала, совершавшегося под Новый год.

Храм Неба. Внутреннее убранство

К числу божеств, имевших всекитайское распространение и значение, относились основатели трех религий – Конфуций, Лао-цзы и Будда; причем первое место среди них, бесспорно, принадлежало Конфуцию, храмы в честь которого были в каждом уездном городе (их в Китае насчитывалось около 1,5 тыс.). Общекитайским поклонением пользовались и некоторые другие персоны – древние мудрецы типа Хуан-ди [26]и Фуси, бодхисаттвы и будды Амитабха, Майтрейя, Гуань-инь, а также некоторые обожествленные герои, как, например, бог войны Гуань-ди.

Яо-ван, покровитель медиков

К числу высших всекитайских божеств относился и великий Нефритовый император Юйхуан-шанди – персона несколько необычного типа, впервые появившаяся в китайском пантеоне на рубеже I – II тыс. н. э. и довольно быстро превратившаяся в верховного главу всех божеств, духов, героев и демонов этого пантеона. Культ Юйхуана-шанди, окружившего себя на небе бесчисленным множеством министров, чиновников, канцелярий и ведомств и бывшего, таким образом, зеркальной копией императора земного, стал естественным порождением и закономерным завершением тех принципов рационалистического осмысления потустороннего мира, которые были свойственны китайскому мышлению. Однако этот популярный культ, плоть от плоти гигантской системы религиозного синкретизма, нуждавшейся хоть в поверхностной упорядоченности ее пантеона, был враждебно воспринят верхами китайского общества. Не желая видеть в порождении народных суеверий конкурента великого Неба – копию земного сына Неба, императоры не раз пытались запретить культ Юйхуана-шанди, но в представлении народа он так и остался великим небесным правителем.

Более скромна по рангу, но гораздо более многочисленна группа локальных культов, центральное место в которой занимали божества-покровители территории, деревенские туди-шэни и городские чэн-хуаны. Те и другие охраняли население от опасностей и невзгод. Они выступали также в качестве арбитров (суд в храме чэн-хуана в Китае походил на «божий суд» в христианском европейском Средневековье) и посредников перед лицом великого Юйхуана-шанди, которому регулярно обязаны были давать отчет о положении дел на вверенной им территории. Параллельно с чэн-хуанами и туди-шэнями действовало и множество других локальных духов: гор, рек и т. п.

В рамках каждой семьи или социальной корпорации действовали другие духи, отвечавшие за порядок среди своих подопечных. На первом месте среди них по популярности был дух домашнего очага Цзао-шэнь. Бумажный лубок с его изображением висел в каждом доме. Считалось, что за семь дней до Нового года Цзао-шэнь отправлялся с докладом к Юйхуану-шанди. Накануне его отъезда в доме всегда царило оживление: духа задабривали, мазали ему рот патокой (дабы рот было нелегко открыть и не было охоты говорить лишнего), вешали пучок сена для его лошади и т.п. Пока Цзао-шэнь пребывал с докладом на небе, семья тщательно готовилась к Новому году – самому большому празднику в стране. Все чистилось, убиралось. Считалось необходимым к Новому году расплатиться с долгами и привести все дела в порядок. Праздник начинался в полночь, когда под гром хлопушек и вспышек фейерверков семья встречала возвращавшегося Цзао-шэня, в честь чего на стену вешалось новое его изображение.

Кроме Цзао-шэня, почитались домашние духи брачной постели; шести направлений (четыре стороны света, верх и низ); духи-покровители судьбы (нечто вроде ангела-хранителя, который, впрочем, в Китае не играл существенной роли). Среди духов-покровителей было много божеств-патронов, заботившихся о различных ремеслах и специальностях: покровитель рыбаков Цзян-тайгун, плотников – Лу Бань, медиков – Яо-ван, магов – Фуси. Покровителями различных профессий считались и восемь даосских бессмертных ба-сянь. Патроном моряков была богиня Доу-му (Тянь-му), покровителями домашних животных – Нюван, Ма-ван, Чжу-ван и т. п.

Стена девяти драконов в парке Бэйхай в Пекине

Специфика религиозной системы Китая, в особенности религиозный синкретизм, сформировали главные позиции, которые характеризуют традиционную китайскую систему ценностей, сформулированную прежде всего конфуцианством.

Конфуцианцы издревле полагали и учили поколения китайцев тому, что вся существующая в мире мудрость уже познана, причем познана именно китайскими мудрецами. Апробированная веками, эта мудрость – Истина в последней инстанции. Мудрость китайских пророков учит людей жить по правилам, как это и подобает цивилизованному человеку, т.е. китайцу. Народы, лишенные этой мудрости, суть лишь жалкие варвары, которые рано или поздно должны прийти в Китай за великой Истиной и признать верховную власть правителя Поднебесной.

Чжао Бо-су. Возвращение с охоты. Лист из альбома. Живопись на шелке. XII в. Музей Тугун, Пекин

Если мудрость абсолютна, а истина познана, то любая попытка что-либо изменить кощунственна, поэтому открыто выступать против официально санкционированной истины нельзя. Любое новое слово, дабы приобрести право на существование, должно маскироваться в традиционные одежды. Новизна его от этого, быть может, потускнеет, но зато традиционная мудрость за счет этого окрепнет и даже отчасти обновится.

Следовать указаниям старших, ведущих тебя по правильному пути; постоянно совершенствоваться на основе их предначертаний; чтить высокую мораль, не ставя ее ни в какое сравнение с низменной материальной выгодой (но имея при этом в виду, что она, особенно в должности чиновника, хорошо вознаграждается), – таков эталон, воспетый в литературе, почитаемый в реальной жизни и усиленно внедряемый в умы. Материальный стимул остается, без него нельзя, но он отодвинут назад, а подчас подавлен за счет возвеличения искусно стимулированного морального фактора. Не богатый и знатный, но ученый, носитель мудрости древних, всегда стоял в Китае на вершине лестницы социальных ценностей.