Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Джим Зигельман, уже упоминавшийся нами «самородок» (так именовали себя гарвардские студенты, обучавшиеся у Воннегута), рассказывает следующую историю о воннегутовском юморе:

Курт учил нас, что смерть – это самая главная шутка в мире. Так сказать, финальная насмешка, последний взрыв хохота. И я написал рассказ, пародию на «Историю любви» [571] Имеется в виду популярный роман американского писателя Эрика Сигала, вышедший в 1970 г. (тогда она была в большой моде). Там герой по имени Сидни, гарвардский первокурсник, влюбляется в очень стройную и гибкую старшекурсницу Лесли, которая учится в Рэдклифф-колледже и в конце концов случайно принимает смертельную дозу ртути. Самая ударная реплика в моем рассказе возникает в момент посткоитальных раздумий героев. Там звучит такой диалог:

«– Я совсем не общаюсь с родителями, – сказал Сидни.

– И кто в этом виноват? – спросила Лесли.

– На самом-то деле никто, – ответил он. – Они оба давно умерли».

Зигельман добавляет: «Курт чуть не лопнул со смеху. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так хохотал» [572] Krementz, Happy Birthday , 72–73. .

Преподавая в айовской мастерской, Воннегут иногда пробовал на нас свои шутки. Однажды он заявил, что библейская история о распятии вовсе не учит состраданию: на самом деле она показывает, что вполне нормально при случае кого-нибудь убить, главное – убедиться, что у него нет хороших связей [573] Шутка вошла в «Бойню номер пять» (гл. 5): «‹…›Евангелие учило вот чему: прежде чем кого-то убить, проверь как следует, нет ли у него влиятельной родни? » . Он хохотал, пока не начал хрипеть и задыхаться. Мы тоже покатывались со смеху.

Он добавил, что в более нравоучительном варианте этой истории распяли бы совершеннейшее ничтожество, никому не известного человека. И за несколько мгновений до его смерти Господь бы его усыновил. Эта история показала бы, что Сыном Божьим может быть всякий. Мы откликнулись на шутку с большим энтузиазмом, показав ему, что считаем превосходными и ее, и ее идею.

Можете сами полюбоваться на них в пятой главе «Бойни».

Но Курт никогда не пытался шутить над нами. Если его что-то в нас раздражало или сердило, он говорил об этом прямо, без обиняков.

Мы – животные, осознающие себя живыми и при этом понимающие, что нас неминуемо ждет конец. Этот факт создает весьма плодородную почву для черного юмора. Какая беспомощность, какой трагизм! Неудивительно, что Курт считал смерть главной шуткой в мире.

Он отпускает остроты на ее счет даже в самых неожиданных местах своих книг. Так, в «Колыбели для кошки» есть сцена, где художник трудится над огромной мозаикой – изображением прекрасной женщины. Повествователь хочет его сфотографировать, но обнаруживает, что не захватил с собой аппарат. Мастер говорит:

– Так пойдите за ним, черт подери. Разве вы из тех людей, которые доверяют своей памяти?

– Ну, это лицо на вашей мозаике я так скоро не забуду.

– Забудете, когда помрете, и я тоже забуду. Когда умру, я всё забуду, чего и вам желаю [574] Vonnegut, Cat’s Cradle , chap. 69. .

В 2004 г., выступая на выпускной церемонии в одной из американских школ, Воннегут заметил:

Меня почему-то сделали почетным председателем Американской гуманистической ассоциации. ‹…› Мы, гуманисты, стараемся вести себя как можно более достойно, не ожидая никаких наград или наказаний в загробной жизни. Мы стараемся как можно лучше служить той единственной абстракции, с которой мы хоть насколько-то знакомы по-настоящему: сообществу людей, которые нас окружают.

‹…› Если я когда-нибудь, боже сохрани, все-таки умру, некоторые из вас, надеюсь, скажут: «Курт теперь на небесах». Это моя любимая шутка [575] Vonnegut, If This Isn’t Nice , 57. .

В романе «Времетрясение», написанном в тот период, когда он ближе всего в своей жизни подобрался к небесам, в которые не верил, Воннегут несколько раз использует это выражение:

О’Хэйр [его боевой товарищ Бернард О’Хэйр] после войны стал юристом и успел поработать и прокурором, и адвокатом. Сейчас он уже на небесах [576] Vonnegut, Timequake , chap. 35. .

В десятом классе у моего школьного друга Уильяма Г. К. Фэли по прозвищу Прыг-Скок – он теперь на небесах, вот уже четыре месяца как ‹…› [577] Vonnegut, Timequake , chap. 38.

Всю жизнь Воннегут страдал от привычки к никотину.

В «Рецидивисте» Уолтер, повествователь, признаётся, что когда-то «по четыре пачки “Пэлл-Мэлл” без фильтра за день высаживал». Но он бросил курить. В день, когда он выходит из тюрьмы (уже несколько лет наслаждаясь свободой от табака), его посещает кошмар:

Во сне чистенькие мои, прозрачные легкие из розовых шариков превратились в высохшие черные изюминки. Из ушей, из носа горькая коричневая жижа течет.

Но всего хуже было испытанное мною чувство позора [578] Важно уточнить, что перед этим в том же сне, как рассказывает герой, «мне кто-то сигарету предлагает, а я, не подумав, ее беру». [579] Vonnegut, Jailbird , chap. 11. .

Сам Воннегут несколько раз бросал курить. Но всякий раз – ненадолго.

Он считал курение одним из методов самоубийства (о чем и говорит в предисловии к сборнику рассказов «Добро пожаловать в обезьянник» [580] «Министерство здравоохранения ни за что не признается, почему американцы так много курят. Все просто: курение – относительно верный и относительно благородный способ покончить с собой». ). Уже в преклонные годы он обратил в шутку эту вечную борьбу, эти вечные самообвинения в суициде посредством табака:

‹…› Я собираюсь судиться с табачной компанией «Браун энд Уильямсон», производителями сигарет «Пэлл-Мэлл». Я намерен выдвинуть иск на миллион баксов! Пристрастившись к ним, когда мне было двенадцать, я никогда не злоупотреблял ничем, кроме сигарет «Пэлл-Мэлл» без фильтра. И уже в течение многих лет Браун и Уильямсон обещают убить меня, заявляя это прямо с пачки своего продукта.

Тем не менее мне уже восемьдесят два. Всё вашими молитвами, грязные подонки [581] Vonnegut, Man Without , 39–40. .

Впрочем, нельзя утверждать, будто курение никак не сказывалось на его организме. К. В. страдал эмфиземой (в придачу к чувству вины), а однажды попал в больницу из-за последствий вдыхания дыма – не табачного, а дыма пожара, который он случайно устроил из-за небрежного курения.

Как приобрести способность мрачно шутить? Опять же, отчасти это врожденный талант. По словам Эди, дочери К. В., отец еще в молодые годы отличался чуткостью к такого рода юмору.

Но это умение можно и воспитать в себе. Вам нужно лишь рассматривать происходящее вокруг сквозь такую же призму. Сейчас, когда я это пишу, в нашей стране разгар политической кампании, которой вполне достаточно для того, чтобы заставить вас рыдать – или хохотать.