Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

В «Рецидивисте» Воннегут придумывает пару, чьи романтические отношения во многом основаны на дурацких шуточках типа «вопрос-ответ». Медсестра Сара – подружка повествователя Уолтера, его первая девушка. Их отношения длятся семь лет. Спустя долгое время Уолтер мысленно возвращается к ним:

Да и какие там нежные воспоминания могли у меня остаться о Саре? Мы с ней все про страдания простых людей толковали, про то, как бы им помочь, – а наговорившись, забавлялись какими-нибудь ребяческими шалостями. Оба шуточки друг для друга припасали, чтобы эти паузы получше заполнить. Была у нас привычка часами болтать по телефону. За всю свою жизнь не припомню такого чудесного наркотика, как эти наши телефонные разговоры. Тело точно бы исчезало, как у обитателей планеты Викуна, чьи души парят в невесомости. А если вдруг тема иссякнет и мы замолчим, кто-то уж обязательно извлечет заготовленную шуточку, и снова говорим, говорим…

Допустим, спросит она:

– Знаешь, в чем разница между ферментом и гормоном?

– Понятия не имею.

– Фермент голоса не подает, вот в чем… – И давай глупость за глупостью выпаливать, забавляется, хотя, может, сегодня у себя в госпитале такого навидалась, вспомнить страшно [553] Vonnegut, Jailbird , chap. 12. .

Проходят десятилетия. Они вновь находят, вновь открывают друг друга вскоре после того, как Уолтер выходит из тюрьмы. Обоим уже за шестьдесят. Их первый разговор – телефонный. Они совсем недолго обмениваются новостями, а потом смеются над одним из общих воспоминаний.

Хорошо, говорит мне Сара, что мы еще смеяться не разучились после всего, что пришлось вынести. Чувство юмора сохранили, говорит, – и на том спасибо. ‹…›

– Да, – согласился я, – по крайней мере хоть с юмором все у нас в порядке.

– Послушайте, официант, как это у меня муха в супе оказалась?

– Что? – переспрашиваю.

– Муха у меня в супе оказалась.

И тут я вспомнил, как мы с ней по телефону все шутками обменивались, вот и эта все время у нас была в ходу, с нее целая цепочка шуточек начиналась. Я аж глаза закрыл. И ответил как полагается. И меня словно машина времени в прошлое доставила. Ну и отлично – она меня из тысяча девятьсот семьдесят седьмого года перенесла в четвертое измерение.

– У нее соревнования – заплыв на спине, мадам, – говорю.

– На спине? А что это у вас за суп такой с гробами?

– Опечатка в меню, мадам, извините. Должно быть: с грибами [554] Vonnegut, Jailbird , chap. 20. .

И дальше – целая вереница таких вопросов-ответов, на три страницы с лишним. Чтобы успешно использовать столь избитые остроты в романе, нужно быть очень умелым конферансье. Воннегуту это сходит с рук – благодаря тому, что он применяет эти шуточки как топливо для отношений Сары и Уолтера.

Заодно он воздает должное особым узам, связывающим его с сестрой, и дарит читателю такое же утешение, удовольствие, чувство общности.

Иногда в своих книгах Воннегут специально отмечает долговечность старых шуток, разбирая их. Вот некоторые при-меры:

Да, а я у себя в обитой мягким комнате припомнил один анекдот, который на первом курсе вычитал в «Гарвардском шутнике». Тогда он меня поразил тем, что был такой сальный. Но, став специальным советником президента по делам молодежи и снова читая на службе студенческие юмористические журнальчики, я увидел, что анекдот этот, причем слово в слово, перепечатывают, и даже несколько раз в год. Вот он:

«Ты что это так меня целуешь, как будто задушить хочешь?» – спрашивает жена.

А муж говорит: «Хочу дознаться, кто это сожрал все миндальные пирожные [555] В оригинале – macaroons. В используемом нами переводе «Рецидивиста» это слово переведено как «макароны». » [556] Vonnegut, Jailbird , chap. 20. .

Все остряки в округе уже собирались повторить дурацкую, устарелую хохму про начальника добровольной пожарной команды Чарли Уормерграна, державшего страховую контору рядом с пожарным депо:

– Ага, сбросило Чарли с его секретарши! [557] Vonnegut, God Bless You , chap. 12.

А вот об одном человеке, повлиявшем на К. В. в детстве:

Когда я был маленьким, в Индианаполисе жил юморист Кин Хаббард. Каждый день «Индианаполис ньюс» печатала несколько его фраз [558] Vonnegut, Palm Sunday , chap. 9. .

Я думаю, Кин Хаббард по части остроумия мог поспорить с Оскаром Уайльдом [559] Vonnegut , Fates , chap. 8. .

Воннегут воздает должное самой знаменитой хаббардовской шутке в романе «Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер» и в «Бойне номер пять»:

– Что ж, – сказал один из них, помолчав. – Бедность, конечно, не порок…

Это была первая половина старой-престарой остроты – ее любил повторять известный во всей округе шутник Кин Хаббард.

– …Но большое свинство! – докончил за него другой [560] Vonnegut, God Bless You , chap. 13. .

Америка – богатейшая страна мира, но народ Америки по большей части беден, и бедных американцев учат ненавидеть себя за это. По словам американского юмориста Кина Хаббарда, «бедность не порок, но большое свинство» [561] Vonnegut, Slaughterhouse-Five , chap. 5. .

В романе «Времетрясение» он приводит другую хаббардовскую остроту:

Кин Хаббард, юморист из Индианаполиса, сказал, что «сухой закон все же лучше, чем полное отсутствие спиртных напитков» [562] Vonnegut, Timequake, chap. 45. .

Хаббардовские шуточки стали частью нашей культуры. Я впервые услышала обе вышеприведенные остроты от собственного отца, который в годы сухого закона был подростком, а в Депрессию, уже юношей, колесил на поездах в поисках какой-нибудь работенки на ферме. Я не знала, откуда взялись эти фразы, пока не прочла Воннегута.

Марк Твен окидывал схожим взглядом американский общественно-политический ландшафт своего времени, предоставляя такое же утешение и остроумные замечания своим американским современникам. Воннегут так восхищался Твеном, что даже назвал сына в его честь.

Не сомневаюсь, что в сегодняшней Америке найдется ребенок или взрослый, названный Куртом в честь Воннегута.

Вот какой я ее сделал несчастной, у нее даже чувство юмора появилось, которого раньше, когда мы поженились, уж точно не было [563] Vonnegut, Bluebeard , chap. 31. .

Эти слова повествователя из «Синей бороды» относятся к другой разновидности юмора – к черному юмору, коим больше всего и славится Воннегут. Источник таких шуток – беспомощность и безнадежность. К. В. объясняет:

Смех и плач – то, что человек делает, когда он больше ничего не может поделать [564] Vonnegut, Wampeters, 256. .

В «Колыбели для кошки» есть сцена, которая иллюстрирует это, вероятно, ярче всех прочих воннегутовских сцен. Один из персонажей, Филипп Касл, рассказывает собеседнику о катастрофическом кораблекрушении близ острова Сан-Лоренцо (тоже придуманного автором) [565] Мы довольно сильно увеличили объем приводимой цитаты. Нам представляется, что здесь это необходимо. :