Коллектив авторов - Полевое руководство для научных журналистов [сборник статей]

Когда руководитель биотехнологической компании, о которой я много писал, выпустил свои мемуары, я получил возможность понять, как он видит журналистов, в частности меня.

Этот руководитель, Майкл Уэст из компании Advanced Cell Technology Inc. в Вустере, штат Массачусетс, винил меня в некотором неприятном внимании, которое досталось его небольшому предприятию по клонированию. На с. 193 своей книги «Бессмертная клетка» (The Immortal Cell, 2003) он написал обо мне так: «Антонио Регаладо — скорее детектив , чем репортер» (выделено мной).

Полагаю, доктор Уэст был и в самом деле поражен усилиями, которые я потратил, чтобы узнать об исследованиях его компании. В то время ACT была первопроходцем в использовании спорной технологии под названием «терапевтическое клонирование». Я сходил в патентное ведомство и просмотрел объемные файлы. Позвонил почти всем, кто когда-либо работал с этой компанией. Задавал неудобные вопросы. И не принимал отказов.

Хотя книга доктора Уэста описывает меня как довольно неприятного типа, «детектив» — это один из самых больших комплиментов, которые мне когда бы то ни было делали. Кроме того, из его пассажа я узнал, что мой подход к репортерской работе сильно отличается от подхода других журналистов, с которыми он имел дело.

Большинство научных журналистов заняты объяснением научных проблем неспециализированной аудитории. Репортеры берут сложный материал и подают его так, чтобы читатели могли его понять. Учитывая, какую роль наука играет в современной жизни, рассказывать о ней понятным языком — вероятно, самая важная задача нашего сообщества.

Но иногда мы, научные журналисты, склонны почивать на лаврах. Мы слишком охотно доверяем ученым и их добрым намерениям и забываем о скептицизме. Слишком часто мы позволяем Science, Nature и Journal of the American Medical Association кормить нас новостями с ложечки каждую неделю.

Сет Шульман, журналист, который писал о токсичных отходах и правительственной цензуре науки, как-то сказал мне, что его определение журналистского расследования — это «история, которая не хочет, чтобы ее рассказали». Поэтому в расследованиях «слитые» отчеты и конфиденциальные записки так часто играют важную роль. Иногда материальный «бумажный след» — единственный способ узнать, что на самом деле думали люди.

Быть научным «детективом» — значит смотреть на вещи критичнее. Я, например, обычно предполагаю, что ученые рассказывают мне не все. Я всегда думаю о тайных мотивах. И что касается научных данных — я тоже думаю, что здесь можно задавать трудные вопросы. Обычно факты безобидны, мотивы — невинны, а с наукой все в порядке. Но не всегда. Чаще, чем вы думаете, немного покопав, можно найти свидетельства нарушений этики, коммерческих связей или просто плохих исследований.

У исследований ACT «красные флажки» были во всех трех областях. Доктор Уэст считал, что проект его крохотной биотехнологической компании, целью которой было клонировать человеческие эмбрионы для исследования стволовых клеток, — большой медицинский прорыв. Другие считали, что это шаг в сторону ферм эмбрионов и клонов детей.

По правде говоря, у меня были подозрения, что компания втайне хотела выращивать клонированных эмбрионов ради их органов. Безумие? В том же году Робин Кук опубликовал «Шок» (Shock), жуткий медицинский триллер о секретном проекте по клонированию младенцев в небольшой компании неподалеку от Бостона. «Шок» явно был списан с ACT, но это был художественный вымысел, а не факт.

Мои попытки докопаться до истины в конце концов привели меня в огромный читальный зал Ведомства по патентам и товарным знакам США в Кристал-сити, штат Виргиния. Я просматривал патентные заявки компании — и вдруг… вот оно. Описание, как получать пригодные к пересадке ткани от «эмбрионов, плодов и потомства, в том числе человеческого».

Это было не неопровержимое доказательство. Патентные заявки всегда пишутся так, чтобы учесть все вообразимые способы применения технологии, даже маловероятные. Но все же я подтвердил свое самое эксцентричное подозрение — ученые ACT по крайней мере думали о клонировании эмбрионов и новорожденных ради их органов.

Написать о фабрике младенцев не вышло, но я все же использовал то, что выяснил. Через несколько дней после моей поездки в Кристал-сити Wall Street Journal опубликовал расследование, как патентное ведомство пыталось не дать ACT и ряду других компаний получить законные права на клонированных эмбрионов. 20 августа 2001 г. я и моя коллега Мира Луис написали статью под названием «Этические нормы препятствуют широко распространенному патентованию достижений в работе с эмбрионами», которая начиналась так:

По мере того как клонирование и использование стволовых клеток развивается невероятными темпами, университеты и компании заявляют свои патентные притязания на новые технологии. В США количество патентных заявок в этих двух областях только за последний год увеличилось на 300 %.

Но этические запреты, закрепленные в патентном законодательстве США и Европы, мешают ученым получить патенты на некоторые новаторские биологические изобретения.

В США вопросы вызывает 13-я поправка к Конституции, отменившая рабство. Патентная документация показывает, что юридический запрет на владение людьми усложнил для Geron Corp и Advanced Cell Technology Inc задачу по патентованию медицинского применения клонирования человека.

Хотя задача репортера зачастую состоит в том, чтобы выяснить, что происходит за кадром, некоторые из лучших расследований в научной журналистике просто ставили вопрос: а что если эксперты банально не правы? Это не типичные тексты о «растратах», «проступках» или «плохих парнях». В этих случаях журналист изучает некорректные научные гипотезы, теории или результаты.

Фрилансер Гэри Таубс нашел для себя нишу в поисках и раскрытии таких ошибочных представлений. В двух обширных статьях, опубликованных в журнале Science , о влиянии на здоровье соли и жира в продуктах питания Гэри показал, что на самом деле за некоторыми общепринятыми медицинскими рекомендациями стоят мнения, а не факты.

«(Политическая) наука о соли», опубликованная в Science в 1998 г., начиналась так: