Елена Арзамасцева - Верблюд. Повесть

– А соседи у Синюкова – только мы и Донсковы, – сказала она Валентине.

3.

Сережа, Тася и Савелий Захарович

Фары машины осветили дорогу и скользнули по окошку беленого домика, стоящего в глубине двора, окруженного невысоким забором. Сережке не спалось. Он проснулся посредине ночи от стука дождя, барабанившего по крыше, и с тех пор не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок. Дождь кончился, и сладкая дрема начала овладевать мальчуганом, но тут звуки хлопающих дверей автомобиля, хорошо слышные через распахнутое настежь окно, заставили его подняться и посмотреть, что делается снаружи дома. Он отдернул занавеску, ниспадающую на пол красивыми фалдами, и через москитную сетку увидел, что к дому соседа подъехал милицейский патрульный автомобиль.

– Вот гад, теперь на нас и в милицию нажаловался, – зло процедил Сережка сквозь зубы, и громко закричал, будя остальных обитателей дома: – Дед, Таська, вставайте! Вскоре к нам гости пожалуют!

Дед проснулся сразу же, Тасе вставать не хотелось. Услышав зов брата, она долго не могла открыть глаза, но, в конце концов, осознав опасность, встала, накинула халат и подошла к окну в зале, где дед и Сергей уже наблюдали за тем, что происходит у Генкиной хибары. После того как два сотрудника милиции и какая-то женщина вошли в дом Синяка, Савелий Захарович с надеждой в голосе спросил детей:

– Может быть, они не по наши души приехали?

– А как же! Вчера он орал на всю округу, что меня посадит. Я же у него верблюда украл! – с горечью ответил ему внук: – Забыл, что ли, как он на нас органы опеки и попечительства натравил?

– Тася, иди постель убирай. Будем гостей встречать! – дед тяжело вздохнул и поплелся в свою комнату. Одеваться.

Когда милиционеры подошли к дому Савелия Захаровича, у крыльца их встретило, несмотря на ранний час, все его семейство.

Иваненко ахнул. В отличие от остальных, видевших и этот дом, и деда с внуками впервые, он один смог оценить разительные, ну просто сказочные перемены, произошедшие с его старинным приятелем за столь короткое время.

Нужно сказать, что факты из Генкиного заявления в Отдел народного образования области, были, хотя и сильно приукрашены, но и не далеки от истины. Единственная дочь Савелия Захаровича, Екатерина – красивая и бойкая девица, после развода с мужем, вела загульный образ жизни. И если на Серегу хоть иногда приходили кое-какие алименты из разных концов страны, куда на заработки отправлялся его тоже непутевый папаша, то в свидетельстве о рождении дочки Таисии в графе отец уже был записан выдуманный мужчина. Катерина как-то пыталась намекнуть Иваненко, с которым когда-то поддерживала близкие и дружески отношения на его родство с дочкой, но он категорически пресек с ней всякое знакомство, чем нисколько не огорчил любвеобильную подружку. Года три назад Екатерина куда-то уехала. Поначалу она иногда приезжала навестить детей на шикарной иномарке, разодетая в дорогущие импортные наряды в обществе какого-то хлыща в черных очках. Посещения были короткими, сопровождались, как правило, подарками детям и передачей небольших денежных сумм и продуктов родителям. О себе женщина ничего не рассказывала, на вопросы о текущем житье-бытье не отвечала. Ее кавалер в дом вообще не заходил, и только молча курил на улице, иногда сигналами давая понять, что ему очень некогда. Потом посещения прекратились, и никто не знал, где сейчас находится непутевая дочь Савелия Захаровича.

Дед через своих бывших сослуживцев, иногда пытался что-то узнать о судьбе наследницы, но они только пожимали плечами. Иваненко обычно утешал старого товарища, что Катька, наверное, уехала в лучшую жизнь за границу, откуда невозможно писать и звонить. Но в глубине души, был уверен, что рано или поздно, после очередного таяния снега ее труп найдется на обочине одной из многочисленных проселочных дорог. В последние годы таких неопознанных трупов обнаруживалось все больше и больше, о чем регулярно сообщалось в милицейских сводках. Ему не хотелось расстраивать Савелия Захаровича еще и потому, что в прошлом году умерла жена деда – Таисия Васильевна, с которой тот прожил сорок лет и после ее смерти совсем пал духом. И если Таисия Васильевна хоть как-то держала дом, сажала огород и могла сводить концы с концами, умудряясь заправлять хозяйством и воспитывать внуков на две мизерные пенсии, то Савелий Захарович, все пустил на самотек. Выживали они только потому, что по соседству жила племянница Таисии Васильевны Лида, работавшая в райцентровской пекарне и каждый день приносившая деду свежий хлеб и, иногда, кастрюльку с борщом.

Внуки, действительно, целыми днями болтались у своих друзей, благо представителей детского населения в хуторе было наперечет, и Савелий Захарович всегда знал, где они находятся.

В последний свой приезд Иваненко застал у деда полную разруху, не такую, конечно, как у Генки, но тоже безрадостную, вопиющую о нищете и унынии обитателей дома сломанным крыльцом, немытой посудой и ободранными стенами. Взлохмаченная Таська бегала тогда по двору в грязной майке и с жадностью схватила шоколадку, привезенную милиционерами.

Читая Генкину жалобу, он, конечно, был возмущен подлостью Синяка, записавшего соседей в преступники, но в тоже время понимал, что жизнь у деда и детей далеко не сладкая и ее нужно как-то менять. То, что увидел Иваненко сейчас, повергло его от неожиданности в состояние изумления, близкого к прострации.

Некогда покосившийся и облезлый забор был каким-то чудом выпрямлен, починен и окрашен в ярко-желтый цвет. К тому же нарисованные разноцветные цветы на калитке, видимо детской рукой, придавали ему нарядный и озорной вид. Ранее ветшавший домик, теперь сиял новой металлической крышей, белейшими стенами и свежевыкрашенным починенным крыльцом. Даже старый сарай, с послевоенных времен служивший деду могильником пришедшего в негодность домашнего скарба, был превращен в курятник – тоже покрашен, выстлан изнутри соломой и огорожен сеткой-рабицей, за которой около мисок с водой и кормом чинно гуляли три молоденькие курочки и петушок. Завершали радостную пастораль преображённого двора Савелия Захаровича новая скамейка, уютно разместившаяся под окошками дома и клумба с анютиными глазками.

Встречавшие милиционеров люди тоже изменились до неузнаваемости.

Еще недавно Иваненко сочувствовал неопрятно одетому сгорбленному старику с обросшими седыми космами и красными слезящимися глазами. Сейчас же волосы и борода деда Савелия были модно подстрижены, ну прямо как у Джеймса Бонда из американского боевика, показанного позавчера по телевизору, из-за чего его осунувшееся лицо с крючковатым носом и глубокими морщинами, приобрело налет благородности, выгодно подчеркнутой слегка великоватым летним костюм и светлой рубашкой. Если бы не тапочки (кстати, тоже новые), можно было бы подумать, что он собрался в театр.