Станислав Бычков - Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)

После разгрома фашистской Германии военно-политическая обстановка на восточном фланге мировой войны изменилась коренным образом. Оккупанты вновь стали заигрывать с националистическими силами Индонезии, надеясь использовать страну в планируемой ими затяжной войне. Главнокомандующий японскими войсками в Юго-Восточной Азии маршал Тераучи в конце июля 1945 года получил из Токио депешу, в которой сообщалось о решении императора «даровать индонезийцам независимость... когда участие России в войне на Дальнем Востоке станет неизбежным». 6 августа Тераучи сообщил об императорской воле лидерам индонезийского народа Сукарно, Хатте и Раджиману, которых вызвал к себе в штаб в Далат, на юге Вьетнама. «Японское правительство,— сказал он,— передает дело независимости Индонезии полностью в ваши руки». 14 августа индонезийские руководители на японском военном самолете вернулись из Далата в Джакарту. В тот же день Токио официально согласился на капитуляцию. Весть о полномочиях трех лидеров и о признании Японией поражения облетела весь город. Революционно настроенная молодежь не хотела принимать независимость как «дар» из рук оккупантов и решительно требовала провозгласить Индонезию свободной республикой самостоятельно и немедленно. Обстановка, считала она, была благоприятной. Деморализованные известием о капитуляции японские войска не смогли бы оказать сопротивления.

Сукарно и Хатта, однако, не поддались на призыв молодых революционеров. Вечером 15 августа Сукарно твердо отказался возглавить «ночной переворот». Джакарта, сказал он, еще не вся Индонезия, помощи ждать неоткуда, и если начать революцию немедленно, то может пролиться кровь тысяч людей. Тогда молодые, горячие головы решились на отчаянный шаг. Вот как описывает его в своих мемуарах активный участник тех бурных событий, будущий вице-президент Адам Малик:

«Мы решили похитить обоих лидеров и заставить их провозгласить независимость в небольшом поселке Ренгасденклок в стороне от Джакарты, в стороне от вмешательства японского режима... Рано утром 16 августа 1945 года группа вооруженных людей похитила Сукарно, его жену Фатмавати и сына Гунтура — тогда 11-месячного ребенка — и Бунг Хатту и привезли их в Ренгасденклок... Позднее я узнал, что Сукарно не поддавался на уговоры, ссылаясь вначале на то, что, согласно яванской астрологии, 16 августа не является тем сочетанием цифр, которое бы обеспечило успех провозглашения независимости». Подлинной причиной его отказа было стремление избежать большого кровопролития.

Тем не менее решимость и революционный энтузиазм похитителей возымели свое действие. Сукарно, взвесив все «за» и «против», дал согласие объявить Индонезию свободной на следующий день. Вечером все вернулись в Джакарту и за ночь выработали текст декларации. Фатмавати сшила национальный флаг. А утром 17 августа около дома номер 50 на улице Пеганггсаан-Тимур, где жил Сукарно, ровно в десять часов утра лидер национально-освободительного движения перед снятым с японской радиостанции микрофоном ровным, твердым голосом заявил:

«Мы, индонезийская нация, настоящим провозглашаем независимость Индонезии. Вопросы, связанные с передачей власти, и другие вопросы будут решены самым тщательным образом в кратчайший срок. От имени индонезийской нации: Сукарно, Хатта».

На бамбуковом шесте был поднят национальный флаг. Все присутствовавшие запели песню «Великая Индонезия», которая потом стала государственным гимном. Адам Малик, работавший в то время в отделении японской информационной службы Домэй, организовал передачу сообщения о рождении нового государства на весь мир по радио, игнорируя японских цензоров.

Только что родившаяся республика с головой окунулась в купель суровейших испытаний. После войны голландцы попытались вернуться в бывшее владение. Как им не хотелось терять такой лакомый кусок! Как ни у какой другой метрополии, благосостояние Голландии определялось размерами вывозимых из колонии богатств. Чем она была, распоряжаясь Индонезией? Третьей в мире колониальной державой. А без нее? Маленькой страной у холодного северного моря. Поэтому голландцы делали все, что было в их силах, ради возвращения в Индонезию.

На защиту свободы поднялся весь народ. «Что такое Республика Индонезия 1945 года?— писал позднее Сукарно.— Национальное знамя, гимн «Великая Индонезия» да огонь борьбы за независимость, который горел в наших сердцах». Этот огонь поднимал жителей Сурабаи в октябре и ноябре 1945 года против английских войск, которые первыми высадились на индонезийские берега после капитуляции Японии, воодушевлял бойцов молодой национальной армии в боях с механизированными голландскими дивизиями в июле 1947 года, укреплял силы индонезийцев в сражениях декабря 1948 года, когда 150-тысячная голландская армия еще раз попыталась танковыми колоннами задушить молодую республику.

Все потуги снова заковать индонезийцев в рабские кандалы разбились о стойкость и мужество защитников независимости, международную солидарность с борющимся индонезийским народом. Одним из первых дружескую руку помощи протянул Индонезии Советский Союз. В январе 1946 года советская делегация в ООН потребовала от Совета Безопасности обсудить угрозу, создаваемую миру и безопасности Юго-Восточной Азии англо-голландскими военными действиями.

После трех с половиной лет героического сопротивления право на независимое существование и развитие было признано и со стороны Голландии. Королеве Юлиане ничего не оставалось, как сделать «благородный жест» — официально «передать» правление бывшей Нидерландской Индией правительству Республики Индонезия.

Ежегодно во дворе Истана-Мердека — Дворца независимости — в центре Джакарты 17 августа устраивается торжественно-чинная церемония. Мою машину со специальным пропуском полиция остановила примерно за километр от места торжества. Долго искал проходы в лабиринте стоящих бампер к бамперу автомашин. Мысленно возмущался: кто только выдумал эти протокольные условности! Тут жара невыносимая, от выхлопных газов дышать нечем, по шее за воротник текут реки, а развязать галстук — не смей, скинуть тяжелыми доспехами легший на мокрую спину пиджак — нельзя. Пригласительный билет обязал явиться при полном параде.

Пытка тропическим зноем удвоилась, когда попал под приготовленный для гостей огромный навес. Полосатая брезентовая крыша на металлическом сборном каркасе укрывала от палящих лучей, но и служила колпаком, под которым меж сидящих плотными, тесными рядами приглашенных застыл расплавляющий нутро воздух. Пробираясь к своему месту, я видел лежащего близ навеса на траве юношу с посеревшим, заострившимся лицом. Вокруг него хлопотали девушки в белых халатах из общества «Красный Полумесяц».