Коллектив авторов - Святой Преподобный Сергей Радонежский. Жизнеописание

Так заключил свое поучение святитель и, благословив новопосвященного, отпустил его с миром. И пошел он, новый игумен, облеченный теперь свыше благодатью и властью иерейской, в свою родную обитель, чтобы прилагать там труды к трудам и, восходя на небо по лестнице христоподражательного смирения, вести туда же за собой и всех присных учеников своих…

С нетерпением ожидали братия своего первого игумена. Говорим «первого» потому, что почивший в Бозе игумен Митрофан был только случайным представителем власти, которым преподобный Сергий только хотел оградить себя от необходимости начальствовать. С какой же радостью вышли они теперь навстречу своему новому начальнику или, лучше сказать, своему давнему наставнику и любимому отцу! Со слезами сыновней любви поклонились они ему до земли. Радовался и святой игумен, смотря на радость любимых чад своих. Войдя во врата обители, он прошел в храм и там, весь в слезах, пал ниц пред святой иконой Живоначальной Троицы, прося благодатной помощи в предстоящем ему многотрудном служении. В пламенной молитве своей он призывал на помощь Пресвятую Владычицу Богородицу и бесплотных служителей у Престола благодати – святых Ангелов и Архангелов, святого Предтечу Христова и мудрых апостолов; он вспомнил и великих святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста и всех святых, дабы их молитвами укрепила его десница Вседержителя – неосужденно, с дерзновением и несмущенным сердцем предстоять престолу Пресвятой Троицы и касаться руками Агнца Божия, закланного за спасение мира.

Окончив молитву, он обратился к братии со словом поучения, убеждая их не ослабевать в подвигах ради Царства Небесного. «Царствие Божие , – говорил он между прочим, – с нуждею восприемлется, и только понуждающие себя восхищают оное (Мф. 11, 12). Подвизайтесь же, братие, войти в него узкими вратами! (Мф. 7, 3). Приидите, чада, послушайте мене, по слову Давидову , я страху Господню научу вас (Пе. 33, 12). Помните слова апостола: плод духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость , милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 3, 22, 23). Подвиг немалый предстоит нам противу невидимого врага, ибо диавол яко лее рыкая ходит, иский кого поглотити (1 Петр. 3, 8). Не устрашимся, други, этого подвига, чтобы страшного геенского мучения избегнуть; пусть сведены будут руки от трудов, будем простирать их только к Богу, а ноги – пусть неподвижно стоят на молитве! Не будем, братие, щадить естество тленное, со всем усердием возьмемся за подвиг, чтобы получить победные венцы от Христа Бога!»

После поучения святой игумен в первый раз благословил свою братию. При этом он поручал себя их молитвам, исповедуя свою немощь ввиду той тяжкой ответственности перед Богом, какую он принимал на себя, если бы кто подвергся соблазну по его вине. «Молитесь, братие, обо мне, – говорил смиренный игумен, – ибо я человек малосведущий и неопытный. Вот я принял от Царя Небесного талант и должен буду отдать в нем отчет. Страшит меня слово Господа: иже аще соблазнит единаго малых сих верующих в Мя, уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его, и потонет в пучине морстей (Мф. 18, 6). Какое же горе угрожает тому, что своим неразумением погубит многие души! И буду ли я иметь дерзновение, представ пред Господа, сказать Ему: се аз и дети, яже ми дал еси? (Ис. 8, 18). Услышу ли я сей Божественный глас великого Пастыря горних и дольних, с милосердием вещающего: благий рабе и верный, вниди в радость Господа своего?» (Мф. 25, 21).

Так вступил преподобный в управление своей родной обителью. Поучая братию, он избегал многоглаголания; его речь обнаруживала глубокое знание Священного Писания, дух и смысл которого он постигал не умом только, но и сердцем, просвещаемый благодатью Божией и руководимый опытом духовной жизни. Оттого все его поучения, при всей простоте и краткости, были проникнуты особенной силой, дышали благодатным помазанием и властно действовали на сердца слушателей. В одной из рукописей XVII века, принадлежавших Новгородской Софийской библиотеке, а ныне находящихся в библиотеке С.-Петербургской Духовной Академии, есть такое поучение преподобного Сергия:

«Внимайте себе, братие, всех молю: прежде имейте страх Божий и чистоту душевную и любовь нелицемерную; к сим и страннолюбие, и смирение с покорением, пост и молитву. Пища и питие в меру; части и славы не любите, паче же всего бойтеся и поминайте час смертный и Второе Пришествие».

Вот и все поучение. Действительно ли оно написано самим преподобным Сергием или только записано его учениками, но от него несомненно веет духом Сергиева смирения, и потому мы читаем его, в несколько сокращенном виде, на многих древних иконах угодника Божия, написанным в свитке.

Блаженный Епифаний говорит, что преподобный Сергий всегда имел перед духовным взором своим великие образцы ангелоподобной жизни таких светильников монашества, как великие Антоний и Евфимий, Савва Освященный и Пахомий, Феодосий Киновиарх и другие. Поэтому в своих беседах с братиею и в поучениях он любил вспоминать об их подвигах и всегда удивлялся, как они, будучи облечены плотью, побеждали врагов бесплотных и были страшны диаволу; сильные земли в удивлении склонялись перед ними, а они во смирении благодетельствовали людям: исцеляли больных, избавляли от бед на суше и на море, предстательствовали в час смертный, питали нищих, вдов и сирот, по слову апостола: ничтоже имуще, а вся содержаще (2 Кор. 6, 10). Размышляя о сем, преподобный усердно молил Бога, дабы сподобил его непреткновенно идти по стопам сих подвижников и убеждал братию подражать их равноангельской жизни.

Игуменство преподобного Сергия во многом напоминало игуменство преподобного Феодосия Киево-Печерского: та же строгость к себе и любовь к братии, та же неутомимость в трудах, бессонные ночи, обличение праздных, тихие, кроткие речи, растворенные слезами отеческой любви. В отношении к братии и в сане игумена он нисколько не переменился. По-прежнему он учил не столько словом, сколько своим примером. К великому утешению братии каждый день совершал он Божественную литургию. Никакая усталость, никакие дела и заботы не могли помешать ему первым являться в церковь ко всякому Богослужению, и выходил он из церкви всегда последним. В продолжение всей службы Божией он стоял как свеча и отнюдь не позволял себе прислоняться к стене, «что знаменовало», по выражению святителя Московского Филарета, «мысль, в Богомыслии водруженную, и дух, не побеждаемый леностью тела». Сидения в церкви не допускал никогда. Памятуя слова Господа: иже аще хочет в вас выти старей, да будет всем раб (Мк. 10, 44), он и в сане игумена продолжал по-прежнему служить братии в домашних делах: он сам скатывал свечи, варил кутию или коливо, которое в те времена было приносимо в церковь на память всех великих святых, особенно же просфоры всегда приготовлял сам, не допуская никого из братии участвовать в этом, хотя, конечно, многие и желали того, даже и пшеницу для сего молол сам. А потом приносил сии чистые труды благоговейных рук своих к алтарю Божию для Бескровной Жертвы Господу Богу.