Марина Архипова - Прощение. Как примириться с собой и другими

Новый Завет во Христе радикально меняет наши отношения с Богом. Их основанием становится уже не закон, а благодать, то есть дар и милость. Иисус говорит: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5: 48). Таким образом, мерой исполнения нравственного закона, дающей право на вступление в Царство, становится божественное совершенство – а это, очевидно, выше человеческих сил. Поэтому новозаветная этика строится на понятии благодати: спасение – не результат наших трудов, а дар Господа, проявление Его милости. По справедливости никто из нас не заработал спасения, мы получаем его только по любви Божьей, только даром: Благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился (Еф. 2: 8–9).

Не следует думать, что благодать отбрасывает закон и ведет к беззаконию. Только тот, кого коснулась благодать, способен возлюбить Закон Божий и с радостью прилагать усилия к его исполнению. И наоборот, как сказал лютеранский праведник Дитрих Бонхеффер [69] Дитрих Бонхеффер (1906–1945) – немецкий лютеранский пастор, теолог, участник антинацистского заговора, за участие в котором он был казнен. , «лишь тогда, когда возьмешь на себя бремя Закона, можно позволить себе говорить о божественной милости» [70] Бонхеффер Д. Сопротивление и покорность. М.: Прогресс, 1994. С. 130. .

Закон и благодать связаны, и все-таки жизнь, в которой доминирует закон, и та, где господствует благодать, являют две разные картины мира. Если в основании нашего миропонимания лежит закон, мы начинаем смотреть на мир как на место адекватного обмена, как на рынок. Если же мы признаем главным принципом мироустройства благодать и стараемся жить в соответствии с ней, то мир предстает как сообщество праздника, как пир.

Рынок – место равных возможностей: там все доступно, ты на все имеешь право, если можешь за это заплатить, но ничто не достанется тебе просто так, даром. Даже если к товару прилагается «подарок», мы понимаем, что это маркетинговый ход, цель которого – приобрести покупателя, а вовсе не сделать лично для нас что-то хорошее. Стратегии рынка просты и понятны, но они связаны, как показал отец Александр Шмеман, с «игрой на понижение» [71] Это выражение Б. П. Вышеславцева Шмеман использует для характеристики общественной жизни США. В той же записи говорится: «Система, в которой каждый все время должен хвалить и рекламировать самого себя… Конечно, все это лучше, чем что бы то ни было остальное в мире, и все же – печаль „падшести“ даже лучшего, от отсутствия в нем подлинности, вздоха, глубины» ( Шмеман А., прот. Дневники. 1973–1983. М., 2005. С. 296). , «инфляцией» [72] «Вечером – речь президента о борьбе с инфляцией. Чего, однако, никто не говорит и, очевидно, не понимает, что „инфляция“ – это, прежде всего, состояние духовное, психологическое, форма сознания. Весь мир стал „инфляцией“: слов, переживаний, самого отношения к жизни. Инфляция – это состояние лягушки, начинающей пыжиться. <���…> И когда сам воздух, которым мы дышим, наполнен, становится инфляцией, то – жизнь разрушается. <���…> И потому начинать нужно не с экономической, а с духовной борьбы с инфляцией как состоянием души и сознания…» (Там же. С. 114). , «мелочностью» [73] «Мелочность – души, отношений, интересов, „забот“ – не только мешает Богу в душе, она и есть сущность демонического. Падший мир – это, прежде всего, мир „мелочный“, мир, в котором не звучит высокое » (Там же. С. 98. – Курсив автора ). . На рынке есть справедливость, но зато все разменивается на мелкие, исчислимые вещи.

Маша – молодая мать и студентка последнего курса. Ее мама – тоже еще сравнительно молодая работающая женщина. Они живут недалеко друг от друга. Маше нужно освободить вечер для работы над дипломом, и она просит маму забрать внука из садика и погулять с ним. Мама отвечает: «Хорошо, но тогда ты покормишь меня ужином».

Другой пример: семья садиться за стол, а хлеба нет. Мать просит одиннадцатилетнего Петю сбегать за хлебом в булочную. Он соглашается: «Да, схожу, но только можно я на сдачу куплю мороженое?»

На первый взгляд, в этих историях все правильно: если бабушка тратит время на прогулку с малышом, будет честно, если она не станет заниматься приготовлением ужина. Если сын откликается на просьбу матери, пусть она тоже пойдет ему навстречу и даст денег на мороженое. Все справедливо, но как-то мелочно, уныло, и встает грустный вопрос: а если мне нечего будет тебе дать, будешь ли ты любить меня, помогать мне?

Мы вовсе не утверждаем, что справедливость – это плохо. В ней, без сомнения, есть своя правда. В некоторых сферах жизни необходимы договоры, правила и адекватный обмен, иначе деловые, коммерческие и трудовые связи разрушатся. Рыночная модель сама по себе неплоха, но вряд ли следует распространять ее на все области жизни. Для межличностных отношений разрушительно стремиться к справедливости и постоянно подсчитывать, кто из нас кому что должен.

Лучше смотреть на мир как на дом пира, на человечество – как на сообщество приглашенных, где каждому предложен особый дар и для каждого предусмотрено свое место. Хозяин дома не обязан звать гостей, он делает это по своему желанию, сам определяет, как их принимать и куда усаживать, поэтому равных возможностей на пиру не существует и никаких прав, за которые можно бороться, у гостей нет.

Тем не менее между нами, присутствующими на пиру жизни, существует особое равенство: мы все удостоены приглашения, нас «призвали всеблагие как собеседников на пир» [74] Тютчев Ф. «Цицерон» , говоря словами Тютчева, каждый из нас – «высоких зрелищ зритель», «допущенный в совет» божественный, призванный к участию в мире. Однако формы этого участия не нами определяются: может, я хотел, подобно другому русскому поэту, быть Председателем земного шара, а Господь судил мне стать скромным работником архива или кондуктором трамвая.

Даже если хозяин дома бесконечно расположен к гостю и приготовил для него прекрасное место, от приглашенного ожидается вежливость, учтивость и скромность по отношению к хозяину и другим гостям, поскольку он занимает это место не по справедливости, а по милости. Быть гостем в доме – качественно иная ситуация, чем прийти на рынок с деньгами, за которые имеешь право приобрести товары и услуги. В этом, пожалуй, и состоит главная причина привлекательности рыночного мировоззрения: в глубине души нам свойственно сомневаться в том, что мы достойны приглашения на пир. Мы похожи на Буратино в своей надежде насобирать много золотых и уж тогда прикупить и азбуку, и куртку для папы Карло, и много других вещей, которые позволят нам наконец начать ценить себя и стать счастливыми. Нас пугает избирательность и иерархичность, присущая пиршественной картине мира: а вдруг нас посадят на самую плохонькую табуретку где-нибудь у самого выхода? Другое дело рынок, где места в зале продаются…