Эдвард Торп - Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок

Когда отец приехал за мной, я старался не расплакаться и почти не мог говорить. Когда я пришел в школу, мистер Стамп увидел мое мрачное настроение и догадался, что я, видимо, не слишком преуспел. Мы не стали говорить об олимпиаде. Я отнес этот случай на счет своего простодушия. Однако я пошел в магазин и купил самую лучшую логарифмическую линейку, какую мог себе позволить. Через пару недель после олимпиады мистер Стамп отозвал меня в сторону и сообщил мне результаты. Я набрал 869 баллов из 873 возможных на тех заданиях, которые я сделал. Победитель получил гораздо больше – 930 баллов, – но занявшие второе и третье места обогнали меня всего на несколько баллов; я занял четвертое место. Будь у меня хорошая логарифмическая линейка, я был бы на первом месте. Я был так уверен в успехе, что не заготовил никакого запасного плана, никакого другого способа получить недостающие деньги для обучения в университете. Несмотря на полученное подтверждение того, что мои способности действительно соответствуют моей оценке, я был безутешен.

Мистер Стамп, напротив, был в восторге. После двадцати беспросветных лет преподавания химии в одной из самых отсталых школ Лос-Анджелеса у него наконец-то появился победитель. Стыдясь своего неудачного результата, я попытался отказаться от участия в церемонии вручения наград, отговариваясь тем, что мне не на чем ехать в Лос-Анджелес, но мистер Стамп настоятельно предложил отвезти меня. На торжественном банкете победители выбирали в порядке занятых мест стипендии из списка различных колледжей и университетов. Как я и ожидал, обладатели первого и второго мест выбрали Калтех и Беркли [24] Калтех (Caltech) – сокращенное название Калифорнийского технологического института (California Institute of Technology); Беркли – Калифорнийский университет в Беркли (University of California, Berkeley). Оба входят в число самых престижных высших учебных заведений в США и во всем мире. (прим. переводчика) . Поскольку я считал, что эти два института были в то время лучшими в Калифорнии местами для занятий наукой, никакие другие меня не интересовали. Мне бы следовало заготовить запасной вариант, который я мог бы выбрать, когда до меня дошла очередь, но я слишком мало знал о других заведениях и не смог выбрать ничего. Победители олимпиады учились в тех же школах узкого элитарного круга, которые побеждали каждый год: Беверли-Хиллз, Фэйрфакс, Голливуд и так далее. Единственное, что слегка скрасило для меня этот вечер, – это удивление, вызванное упоминанием моей «никакой» средней школы Нарбонна. Но меня расстроило известие о том, что повторно участвовать в олимпиаде на следующий год мне будет нельзя.

Приблизительно в это же время меня заинтересовало измерение интеллекта, и я захотел узнать, какую оценку могут получить мои собственные способности. Как-то в субботу утром я поехал на автобусе за тридцать километров из Ломиты в Публичную библиотеку Лос-Анджелеса почитать и узнать что-нибудь интересное (приблизительно так же, как сейчас делают с сайтами Google или Wikipedia). Я нашел несколько тестов на определение IQ вместе с системами оценок и попытался оценить свой интеллект: каждую субботу я проходил один из девяти тестов и выставлял себе оценки.

Результаты меня порадовали, и мне захотелось узнать, сколько баллов я набрал за несколько лет до этого, когда сдавал экзамен, позволивший мне избежать повторения шестого класса, – я уже знал, что это тоже был тест на определение IQ. Поскольку школа отказалась предоставить мне эту информацию, я решил действовать своими силами. Я заметил, что L-образный металлический угольник, который я использовал дома для своих измерений, позволяет открыть любые запертые двери в здании школы. Как-то поздним вечером я подъехал к школе, спрятал велосипед в кустах и опасливо подошел к запертой входной двери. Просунув плоский угольник в щель между дверью и косяком, я подцепил им сзади изогнутый язычок замка и потянул на себя. Замок открылся, и я оказался в непривычно темных и пустынных коридорах школы. Пугаясь зловещих скрипов, раздававшихся где-то в здании, и рискуя столкнуться с ночным сторожем, я все же прокрался на цыпочках вверх по лестнице на второй этаж, к кабинету школьного психолога. Все попадавшиеся на моем пути замки легко открывались тем же способом, и вскоре я уже перебирал результаты тестов IQ, пройденных мной самим и моими одноклассниками, подсвечивая себе фонариком. Я потратил несколько часов на просмотр сотен таких тестов. Они по большей части подтверждали то, о чем я и сам уже догадывался, в том числе, что IQ той девочки, которую я считал самой талантливой и интересной в нашей школе, был равен 148.

В то время в средней школе Нарбонна было около восьмисот учеников с седьмого по двенадцатый класс. В ней также существовала система социальных классов, становившаяся более выраженной по мере перехода от младших классов к старшим. Около 20 % учеников составляли «сливки», которые занимали все должности в классах и в школьном самоуправлении и организовывали все танцы и выпускные вечера так, как им хотелось. В их число входило большинство лучших спортсменов, самые красивые девочки из клубов поддержки спортивных команд школы, а также ученики из наиболее состоятельных семей. Поскольку в близлежащих городах, Ломите и Харбор-Сити, жили в основном рабочие, «состоятельными» считались владельцы мелких предприятий и лавок. «Свои» могли себе позволить тратить деньги на совместные обеды в школьной столовой. Такие, как я, приносившие свои завтраки из дома в бумажных пакетах, были «чужими» и ели где придется. У «своих» были машины, которые они начинали водить с шестнадцати лет; многие из них ездили самостоятельно уже в десятом классе. Я должен был дорасти до возраста получения прав только в выпускном классе, но все равно у меня не было денег на покупку автомобиля. Наличие доступной машины было непременным условием для свиданий, участия в вечеринках на пляже и поездок на спортивные соревнования.

Мы с моей небольшой компанией «чужих» организовали шахматный клуб, и неизменно готовый помочь нам мистер Чессон нашел комнату, в которой мы могли играть на большой перемене. Кроме того, я организовал научный клуб, который привлек несколько учеников, интересовавшихся наукой. Часть перемен я проводил, играя в гандбол, бросая старые теннисные мячи в установленные во дворе баскетбольные щиты или играя в «собачку». Когда мяч оказывался у меня в руках и меня преследовала толпа старших ребят, поймать меня было трудно – отчасти потому, что мои ноги были хорошо натренированы постоянной ездой на велосипеде, а отчасти потому, что я боялся того, что со мной случится, если меня поймают.

Я считал всех, с кем имел дело, равными мне и заслуживающими того же уважительного отношения, которого я хотел бы для себя, если их поведение не предполагало иного. Однако многие из «своих» считали, что с ними и членами их клики все должны обращаться по-особому. С их привилегированной точки зрения, «чужих» следовало держать подальше, не обращая на них особого внимания.