Ольга Соломатина - Как писать о любви?

Как уже отмечалось выше, главные герои должны действовать, а не рассказывать о себе и друг друге. «Конечно, дорогая, я помню, что ты попала в аварию после школьного бала и с тех пор не можешь ходить», – говорит такой герой. Ладно, пусть он поведает об этом, даже перескажет часть их истории, но пускай хотя бы катит перед собой инвалидную коляску с героиней, а мы увидим, что волосы супругов седы. Пусть это будет диалог героев на фоне событий, а не статичный разговор.

Давайте пофантазируем. Предположим, мы хотим показать беспомощную пожилую женщину. Как можно передать ее беспомощность? Через какие поступки? Первое, что мне приходит на ум, – героиня звонит сыну, потому что у нее закончился хлеб. Она просит отвезти ее в магазин, ведь одна она из дома не выходит.

Какие варианты придумали вы? С помощью каких действий мы можем проиллюстрировать беспомощность женщины? А какие главные черты ваших героев? Через какие поступки вы это докажете?

Не могу удержаться, чтобы не процитировать мой любимый пример, волшебный пример, как можно показать, а не рассказать. Прочитайте фрагмент из «Камеры обскура»:

«Он повертел головой, досадуя на то, что завязаны глаза. Слуховых впечатлений было набрано за это время сколько угодно, а зрительных никаких – так что в конце концов неизвестно, как выглядит палата, какое лицо у сиделки, у доктора… Который час? Утро? Он выспался, окно, верно, открыто, ибо вот слышно, как процокали неторопливо копыта, а вот – шум воды, звон ведра – там, должно быть, двор, фонтан, утренняя свежая тень платанов. Он полежал некоторое время неподвижно, стараясь обращать невнятные звуки в соответствующие цвета и очертания, и вскоре услышал звуки другие – голоса Магды и сиделки в соседней, вероятно, комнате.

Сиделка учила Магду правильно произносить. “Soucoupe. Soucoupe”, – повторила Магда несколько раз и засмеялась.

Неуверенно улыбаясь, чувствуя, что он делает что-то противозаконное, Кречмар осторожно освободил и поднял на брови повязку: оказалось, однако, что в комнате густая, бархатная темнота – не видать даже, где окно, нет ни малейшей щелки света. Значит, все-таки ночь, и при том безлунная, черная. Вот как обманывают звуки.

Весело звякнуло по соседству блюдце. “Cafe the non. Moi pas – tee”.

Кречмар нащупал рядом столик, наткнулся на лампочку. Он щелкнул – раз, еще раз, – но темнота не сдвинулась с места: штепсель, вероятно, не был вставлен. Тогда он поискал пальцами, нет ли спичек, – и действительно, нашел коробок. В нем была всего одна спичка, он чиркнул ею, раздался звук, похожий на вспышку, но огонька не появилось. Он ее отбросил и почуял вдруг легкий запах горелого.

Странное явление…

“Магда, – позвал он громко. – Магда!”

Звук шагов и отворяющейся двери. Но ничто не изменилось – за дверью было тоже темно.

“Зажги свет, – сказал он. – Пожалуйста, света”.

“Не смей трогать повязку, Бруно! – крикнул голос Магды, стремительно и уверенно приближаясь в беспросветном мраке. – Ведь доктор сказал… ах, Господи!”

“Как, как ты меня видишь? – спросил он заикаясь. – Я не… Моментально зажги свет. Слышишь? Моментально!”

“Тише, тише, не волнуйтесь”, – заговорил по-французски голос сиделки.

Эти звуки, эти шаги, эти голоса двигались как бы в другой плоскости. Он был сам по себе, и они – сами по себе. И между ними и той темнотой, в которой он пребывал, существовала какая-то плотная преграда. Он напрягся, пялился, тер веки, вертел головой так и сяк, рвался куда-то, но не было никакой возможности проткнуть эту цельную темноту, являвшуюся как бы частью его самого.

“Не может быть, – с силой сказал Кречмар. – Я сойду с ума. Открой окно, сделай что-нибудь…”

“Окно открыто”, – ответила она тихо.

“Может быть, солнца нет… Магда, может быть, когда будет солнце, я хоть что-нибудь увижу… Хотя бы мерцание… Может быть, очки…”

“Лежи спокойно, Бруно. Дело не в солнце. Тут светло, чудное утро, Бруно, ты мне делаешь больно”.

“Я… Я…” – судорожно набирая воздух, начал Кречмар и, набрав воздуху, стал равномерно кричать».

А вместо потрясающей сцены Владимир Набоков мог бы просто написать: «Герой снял повязку и понял, что ослеп после аварии». Верно?

Вирджиния Вулф – Марсель Пруст в юбке и фантастический мастер жонглирования сюжетными линиями. До знакомства с этой потрясающей писательницей я долго не сталкивалась с романом, в котором нарушены все правила драматургии, но который читается за одну ночь и сюжет предельно ясен. Хотя вначале, кажется, читатель должен был сразу запутаться в необычной манере Вирджинии рассказывать историю, в том, как персонажи перекидывают сюжетную линию один другому, в повторах. Но по порядку обо всем.

Вирджиния Вулф высоко ценила Марселя Пруста и его эксперименты с текстом, описание самого хода времени и воспоминаний автора и главного героя. Считается, что Пруст сумел показать, как течет время в нашей памяти. Еще один его современник и удивительный новатор Джеймс Джойс запечатлел мыслительный процесс в человеческой голове. Я имею в виду знаменитого «Улисса».

Так вот Вулф эксперименты в литературе тоже были интересны. Она считала, что реализм на самом деле обманывает читателей, ведь повествование в классических романах, как правило, ведет некий всезнающий голос (бога?) и у истории есть завязка, кульминация и развязка – обозначено важное и мельком описано второстепенное. А кто вправе решать, что мелочи менее важны, меньше влияют на нас, чем глобальные события?

Писательница бунтовала против литературной традиции делить жизнь на основное и второстепенное и против того, чтобы расставлять такие же акценты в книгах. Поэтому в «Миссис Дэллоуэй» действие движется по кругу, и начинается роман с конца. Здесь второстепенные герои перехватывают нить повествования, а одни и те же события мы видим глазами и оцениваем жизненным опытом разных персонажей. Любопытный прием, примерьте на себя. Это так же завораживающе, как вначале прочитать историю любви, рассказанную женщиной, а потом узнать о той же самой истории от лица другого участника событий – мужчины. Помните, у кого из авторов есть такие сюжеты?

Но вернемся к Вулф. Удивительно. Даже описать структуру ее романа «Миссис Дэллоуэй» трудно, а Вулф мастерски не запуталась. Потрясающее произведение. Сходный прием писательница использовала в другой своей книге – «На маяк».

Прекрасный пример для вдохновения – роман Кэтрин Стокетт «Прислуга», в котором действие тоже по очереди ведется от первого лица главных героинь. Кэтрин написала замечательную книгу о любви-путанице – между белыми детьми и их афроамериканскими нянями и служанками. О сложном букете чувств, которые испытывают, видя сильную привязанность детей к няням, матери. А в этой истории отношения развиваются во времена разных прав для белых и цветных. Давление на героев, их решения таким образом усилено.