Ольга Соломатина - Как писать о любви?

Автор, с которой я сейчас работаю, четыре года назад придумала сюжет фэнтези для подростков и медленно, с перерывами, но идет к финальной странице, хотя конца еще не видно. И вот недавно она приходит ко мне мрачнее тучи и говорит: «Да что же это такое?! Вот я последний месяц пишу-пишу каждый день, но как же ужасно медленно движется работа!» Вначале я даже не поняла, чем автор недовольна, работа идет, что не так? Стали разбираться, оказалось, досада появилась оттого, что представления автора о труде писателя и скорости работы над книгой значительно отличались от реальности.

Фильмы и книги, на мой взгляд, чрезвычайно упрощают и романтизируют работу писателя. Что нам обычно показывают? Сцена первая: писатель сидит на берегу океана с печатной машинкой и бодро стучит по клавишам. Ветер теребит его легкий шарф и седеющие волосы. Сцена вторая: книжный магазин полон людей. Автор улыбается, раздает автографы и получает комплименты. Великолепно. Кто не мечтает о такой работе? На самом же деле между двумя сценами «вырезали» месяцы, если не годы скрупулезной работы. Муки, когда не можешь найти нужную информацию или не знаешь, как ее выстроить. Когда пишешь, но результат не удовлетворяет. Фильмы редко рассказывают о том, что писатель должен быть терпелив, настойчив, выносить длительное одиночество или уметь работать урывками, но регулярно. Нам не показывают переговоры с издателями, для которых полезно иметь крепкие нервы и устойчивое самолюбие. Мы видим итог работы удачливых литераторов, а безуспешные попытки написать произведение, недописанные, непроданные книги остаются вне интереса кинематографа.

Нас подталкивают к идее, что книга сложится сама собой и процесс работы будет приятным и интересным. Спешу вас разочаровать. Скорее всего, все выйдет иначе.

Лев Толстой признавался, что Каренина измотала его: «Я поневоле засел писать». Поскольку удовольствия от написания романа не было, Толстой часто откладывал рукопись, шел в школу вести уроки и снова садился писать: «Я отрываюсь от людей реальных к вымышленным». Романист был равнодушен к успеху книги. В письме к Фету Лев Николаевич поделился своими ощущениями: «Скучная и пошлая Анна К. противна… Моя Анна надоела мне, как горькая редька».

Ладно, надоела. А Гюстав Флобер вообще заболел, когда писал роман «Госпожа Бовари». «Когда я описывал сцену отравления Эммы Бовари, я так явственно ощущал вкус мышьяка и чувствовал себя настолько действительно отравленным, что перенес два приступа тошноты, совершенно реальных, один за другим, и изверг из желудка весь обед», – жаловался писатель.

«Если отбросить писательскую работу, очень для меня мучительную и кропотливую, останется только зоология, которую я изучал в Кембридже, романские языки, большая любовь к теннису, футболу и боксу. Кажется, я неплохой голкипер… – рассказывал Владимир Набоков. – Профессора литературы склонны придумывать такие проблемы, как “К чему стремился автор?” или еще гаже: “Что хочет книга сказать?” Я же принадлежу к тем писателям, которые, задумав книгу, не имеют другой цели, чем отделаться от нее».

Попробуйте найти воспоминания хотя бы одного автора о том, что работа над книгой была легкой и исключительно приятной. Пришлите, пожалуйста, если повезет. Я ничего подобного еще не читала. Если великим тяжело, то почему же нам должно быть легко и интересно на протяжении всей работы? Придумывать повороты сюжета увлекательно, в пятый раз переписывать главу, чтобы убрать повторы, – сомнительное удовольствие. Но это тоже часть работы.

Я заметила, что часть слушателей курсов увлеченно рассуждают о сюжете и своих усилиях. Им нравится слушать, что и профессиональные писатели, и журналисты постоянно жалуются на то, что им сложно писать и что они мечтали бы работать в устном жанре. Пока остальные – нужно признать, их все же большинство, – смирившись с временным напряжением и муторностью писательской работы, медленно, но движутся к последней главе.

Если нам кажется, что мы прокрастинируем, пишем слишком медленно или слишком тяжело, нужно всего лишь изменить свои представления о том, что муза является по команде, а произведение сочиняется легко и быстро. Когда автор фэнтези избавилась от мучительных иллюзий и забыла о дате предполагаемого финиша, она стала писать с удовольствием.

Как было бы здорово по языку тела других людей догадываться об их истинных чувствах и мыслях, верно? А что если начать с себя? Что если внимательно наблюдать за сигналами, которые вам подает ваше тело, наш мозг, когда просит отдыха? Возможно, вы станете лучше понимать себя и то, что с вами происходит? Может быть, вы долго обдумываете, чтобы потом меньше переписывать? Совсем не пишете, только мечтаете? Скорее всего, на то есть весомая причина.

Я настораживаюсь, когда во время первой встречи с человеком, который просит о сотрудничестве, вдруг чувствую себя ужасно усталой либо ловлю напряжение в плечах, плотно скрещиваю руки на груди или на животе. Значит, что-то для меня в предложении и поведении человека не так. Я начинаю разбираться детально.

А если мне хочется отстраниться, если я вроде бы сижу за столом прямо, но тело упорно разворачивается в противоположную от собеседника сторону или меня откровенно напрягает, смущает, раздражает, усыпляет голос собеседника, совместный проект можно даже не начинать. Ну не хочу я потом щипать себя за бедра, чтобы не заснуть во время еженедельного общения по скайпу.

Так почему же мудро не послушаться себя и не взять паузу, если этого так сильно хочется?

Бывают такие дни, когда не то что не пишется, даже не думается о работе. А вместо этого в голове: не убрать ли зимнюю обувь? Может быть, перестелить белье в спальне? Что там сегодня за урок по скетчингу выложили? Ой! Надо позвонить маме. Купить младшему чехол на айпад. Заказать домой воду. Забыла забрать пиджак из химчистки…

Застала сейчас себя за чтением книги, которую подняла потому, что задела, когда шла с пиджаком из химчистки и говорила по телефону с мамой. Подняла и прочитала три главы, заметила, что не тем делом занята только оттого, что ноги устали сидеть на полу у полок с книгами…

Пойти в окно посмотреть, что ли… Раньше я бы съела себя чувством вины, а сегодня спокойно отдыхаю, если уж так складывается. Ведь теперь я знаю больше о том, что происходит с мозгом писателя.

Старые нейронные связи прочны, как асфальтные дороги. Мы идем по ним не задумываясь, часто даже не смотрим под ноги. Это привычка, например, быть читателем.

Попытка написать свой первый роман – даже новеллу – похожа на попытку проложить тропу в заснеженном лесу. Первые шаги станут всего лишь отпечатками ваших ног. Если снег глубокий, вы будете проваливаться, каждый шаг дается с трудом.