Константин Трунин - Лауреаты российских литературных премий

А как читателю понравится история про партизан, чьим наказанием станет необходимость преобразиться в дарителей подарков? Не сумев оказать воздействие на главу государства, они подвергнутся ответным мерам, отчего-то направленным на достижение как раз того, за что они прежде ратовали. Коли хотели облагодетельствовать народ — им представляется шанс совершить желаемое. Оказывается, безвозмездно дарить и тем добиваться счастья от одариваемых, тот ещё мазохизм. Проще говорить и добиваться блага, нежели стать тем, кто это благо будет распространять, недоумевая, почему довольных не прибавляется, зато недовольных становится больше прежнего.

Но чаще шляпа оказывается скорее несъедобной, нежели будто бы приятной на вкус. Абсурдизм пахнет с каждым произведением сильнее, побуждая фантазию выворачиваться наизнанку. Не всё тот ценник — произведение искусства, дабы оный возводить в культ. Литература терпит и не такое, поэтому пусть шляпа кажется съедобной. Всё равно вскоре придётся забыть, не вспомнив и о съедобности шляпы.

Начнутся войны с подсознанием, грамотно построенные на отсутствии логики. Ежели допустить продажу реплик картин за реплики денег, то есть копию одного поменять на копию другого, то какой с того будет толк? А если влюбиться в человека из прошлого, когда тот влюблён в человека из прошлого? Или отчего не обвинить в катастрофах музыканта, чьи пасы приводят к новым человеческим жертвам, хотя твёрдых доказательств тому нет и не может существовать?

Размышления над парадоксальностью ситуаций погружают Цветкова глубже, выворачивая уже фантазию вместе с подсознанием, отчего пробуждаются галлюцинации. Пробуждается к жизни «Король утопленников», вроде бы утопший, но всё-таки остающийся среди живых. Этого достаточно, дабы созреть в мыслях до литературного нонсенса. Будет предложено представить ситуацию, согласно которой на Нобелевскую премию выдвинут писателя, писавшего не о том, что допускал переводчик в сюжетах его произведений, создавая собственное о них представление у читателя.

Шляпа вполне съедобна. Можно её жевать, всё равно завтра не дано вспомнить, была ли шляпа вообще.

Нужно быть отчаянным оптимистом, чтобы поверить в то, что решил изложить Сорокин. Какие бы он не преследовал цели, но ничего конкретного связать не получается. Да — вышел некий продукт, похожий принадлежностью к контркультуре, частично поддерживающий линию модернизма, призванного расшатать понимание хорошей литературы в среде низколетающих писателей. Стараться увидеть антиутопию в «Теллурии» тоже не следует — автор предложил читателю настолько выдуманный мир, что впору его отнести к фантастике, сдобренной большими порциями православия, коммунизма, гомосексуализма, наркомании, бранной речи и желания видеть мир в руинах, ищущего в деградации возможность обрести новую возможность для развития человеческого общества на обломках старого, изжившего себя в тлетворном желании быть более гуманным, нежели это следовало делать. Давайте посмотрим на «Теллурию» изнутри.

Книга не имеет единого сюжета, а разбита на множество зарисовок, в которых и предстоит разбираться читателю, стараясь найти что-то общее. Вполне может оказаться так, что общего найти не получится. Разрозненные факты всплывают в книге совершенно внезапно, не имея под собой никакой основы. Ясно только одно: человечество деградировало, возродив коммунизм, объединив его с православием, вернув на места свой славянский говор. Само это уже вызывает только недоумение. Впрочем, Сорокин изредка будет давать читателю подробную информацию по каждому важному предмету. И самый главный предмет — это теллуриевый гвоздь, одна из напастей человечества, падкого на наслаждения. Сорокин предлагает вбивать этот тяжёлый наркотик прямо в череп, отчего многие персонажи книги будут получать наивысшее удовольствие, сохраняя гвоздь внутри головы, усиливая любой из возможных потенциалов.

Губит «Теллурию», впрочем, не стремление быть на волне контркультуры, а желание поместить внутрь книги текст без нужной подготовки. Сорокин просто берёт все пороки, описывая каждый в отдельности. Если тема наркотиков уже ясна, то читатель кроме неё найдёт большое обилие нецензурных речей, что не служат украшением содержания, показывая лишь старания автора ввернуть разные оригинальные сочетания. Кроме отборного мата в книге частый упор на гомосексуализм, от которого никуда уже не деться. Впрочем, тему гомосексуализма Сорокин всё равно не продумал, представив её на суд читателя под видом сегодняшнего дня, не считаясь с тем, что события происходят в выдуманном мире будущего. Весьма сомнительны религиозные войны, о которых Сорокин рассказывает с особым удовольствием, часто приводя для примера ваххабитский молот. Не этот ли молот вбивает теллуриевый гвоздь, и как они могут сочетаться друг с другом, особенно учитывая изначальное местоположение Теллурии? Хотелось бы знать именно это, но в тексте такому места не нашлось.

Если пытаться рассмотреть «Теллурию» в сравнении с ближайшими отечественными аналогами, предлагающими читателю практически идентичную тему параллельного будущего, то книга Сорокина может смело расположиться во временном промежутке между «Укусом ангела» Павла Крусанова и «Кысь» Татьяны Толстой, где авторы преследовали свои личные им понятные цели, последовательно представляя развитие общества, пока Крусанов исходил из магического реализма, Толстая внесла элемент славянской мифологии, но оба предложили вариант уничтожения старого мира. «Теллурия» во всех аспектах получилась промежуточным вариантом, предлагая читателю точно такую же игру словами, стараясь донести только одну простую мысль — писатель писал так заумно и прибегал именно к таким образным выражениям, чтобы ты, дорогой читатель, сразу понял, что перед тобой не абы какая книга, а едва ли не откровение, достойное занять место на полке образованного человека.

Одним решил выделиться Сорокин — он постоянно привносит в книгу аллюзии, даже не стараясь их прикрыть. Просто к слову пришлось, да красиво легла на строчки очередная метафора. Оппозиция власти, чьё дело обругать происходящее вокруг. И ладно бы Сорокин говорил по делу, не капая едкими циничными словами, а предлагая что-то конкретное. Но конкретного он не предложил… лишь теллуриевый гвоздь забить в голову, что само по себе уже глупо.

Книга Данилы Зайцева — явление для русской литературы действительно уникальное, позволяющее взглянуть на Россию истинную глазами человека, которому есть с чем сравнивать. Все предлагаемые тетради повествуют о том, как одиночка хотел сделать лучше, но ничего добиться так и не сумел.