Константин Трунин - Лауреаты российских литературных премий

Зачем упирать на интеллект, рассказывая о работе пивных ларьков в Советском Союзе? К чему наблюдать за рытьём охранника клуба в сумочке твоей девушки? Чтобы следом поделиться умением применять метонимию? Что существенного поменяется, если пиво назвать иначе? Мелочи несущественных знаний не дают ничего, кроме понимания собственного превосходства. Но для чего возноситься над чем-то, всего лишь порождая трудности, когда стоит выбросить большую частью «мудрости» из учебников, попавшую туда из-за желания ряда исследователей хоть в чём-то выделиться, не умея найти подлинного применения доступным им способностям.

Я умный, кругом дураки; дураки были всегда, особенно в детстве; сам таким был, но детям это простительно: разобравшись с собой настоящим, Аствацатуров погрузился в прошлое, когда он мыслил простыми материями. Ежели ему читали сказку, где Иван-царевич решил засунуть хлеб в ширинку, то значит считал необходимым поместить сей объект себе в штаны. Не знал тогда Аствацатуров про старинное прозвание полотенца. Хорошо, не решился рассказать про футляры, куда нечто полагалось влагать, отчего их называли влагалищами. Сущая глупость, однако когда-то человек не обладал важными для него знаниями, вследствие чего мыслил смешным для знающих людей образом. Может Андрей решил оправдать интеллект студентов, которые после его занятий становились грамотными и им наконец-то получилось понять, кем всё-таки были Онегин и Белкин.

Аствацатуров не скрывает циничного отношения к жизни. Он устал от работы, эмоционально выгорев и смирившись с приходящими к нему волнами пустых голов. Он признаёт и то, что не в силах повлиять на кого-то, являясь трусливым и лишённым фантазии человеком. Ему тяжело смотреть людям в глаза. Его переполняют комплексы. Если бы не литература, жить ему наедине с невозможностью находить общий язык. Благодаря книгам он сумел выговориться, максимально раскрывшись, вполне понимая, каким суровым может быть критический отклик.

Не станем мериться с автором гениталиями, подтверждая или опровергая его теорию человеческого стремления определять происходящее с помощью различных пузомерок. Как писатель Аствацатуров состоялся, номинировался на премии и где-то преуспел. Его осуждающие того же добиться не сумели, в том числе и в качестве способных к осуждению людей. Но и это не главное. Аствацатурову должно быть безразлично любое отношение, в том числе и одобряющее. Выбраться из скорлупы он всё равно не сможет. Причина того кроется в отношении к миру. Ежели не дано преодолеть себя, то не стоит пытаться. Важнее сказать правду, чем Аствацатуров и занимается, показывая отношение к действительности, не уставая сожалеть, что всё именно так. Иначе ведь быть не могло. И не станет, как не старайся найти выход.

Эссе — тонкий литературный инструмент. Пользоваться им не всегда получается умело. Требуется вдохновение и редко действительно важные мысли. Просто появляется желание творить, из чего получается определённый текст. Место ему обычно определяется в ни к чему не обязывающих колонках периодических журналов, либо оседает в виде сообщений на блог-платформах, а когда совсем туго, то зависает в социальных сетях, утопая во многообразии производимого человечеством репостного шлака. Порою возникают мысли взять созданное прежде наследие, объединить и выпустить отдельным изданием. Именно так поступил Лев Рубинштейн, собрав статьи последних лет.

О чём рассуждает автор? Обо всём. Людям интересно, куда исчезли тараканы? Давайте порассуждаем над этим. Тараканов невозможно истребить из-за их живучести и приспособляемости. Неужели и в отношении них человек смеет думать, будто он может хотя бы как-то на них повлиять? Тот же озоновый слой, никак не связанный с деятельностью людей, только повсеместно заметный. Если исчезли тараканы, то давайте не будет отталкиваться от производимых человеком технических революций или чего-то другого. Примерно в таком духе рассуждает Лев Рубинштейн, исчерпывая тем лимит на требуемое количество печатных знаков. Когда текста окажется достаточно, он замолкает.

Можно подумать про национальные особенности, так называемые стереотипы. Разве финны настолько строги к себе и достойны подражания? Кто был на финских вокзалах, тот понимает, как всё обстоит на самом деле. Финны похожи на прочих, по малой нужде пристроятся в угол и совершат без сомнения опорожнение мочевого пузыря. В той же Швейцарии, будто бы спокойной, людей избивают, выливая агрессию на улицы городов. Отдельные случаи людского непотребства Лев Рубинштейн считал достаточными для убеждения в отсутствии представления о других нравах. А может дело обстояло иначе? Что хотел увидеть, тому стал очевидцем, или понял так, каким образом желал понять.

Это незначительная доля имеющегося в сборнике материала. Общей повествовательной линии Лев Рубинштейн не придерживался. Так стоит ли его читать? В качестве эпиграфа предложены слова Чхартишвили, серьёзно заявляющего о важности сих заметок, якобы каждая семья в России начинает день с обсуждения написанного Львом, настолько это трогает их души, кажется им жизненно важным и достойным выражения согласия или несогласия. Настроившись на такой лад, читатель не заметит, как пролетят заметки, не пробудив мыслей о прочитанном. Пусть исчезают из городов тараканы или финны присматриваются к очередному углу, обывателю то без надобности. Каждый сам определяет, какой объект сделать важным для внимания, без чужого к тому волеизъявления.

Но одно стоит отметить точно. Будущее будет за подобного рода литературными трудами. Слишком многие выражают личное мнение, считая его важным. Иногда появляются почитатели таланта, выражая одобрение, или хулители, имеющие право сказать мнение гораздо весомее. Беда ситуации в обретённой свободе по публикации контента, не испытывая привязки к определённым изданиям. Достаточно зарегистрироваться на блог-платформе, социальных сетях или создать личный сайт, где сообщать обо всём, о чём пожелается сказать.

Поможет этому премия «Новая словесность», радующаяся возможности привнести постмодернистический уклон в способы самовыражения. Чьи-то сиюминутные мысли, набор постов или заметок укладываются в представление о новой словесности, будто брошен вызов беллетристике. Чем страннее получилась подача, тем сильнее вероятность признания. Только удивительно, как мало почитателей у подобного рода литературы, не рассчитанной на широкий круг читателей. Зато можно смело ссылаться на элитарность подобных произведений, достойных полок эстетствующих книгочеев: истинная ценность для них не имеет значения.