Константин Трунин - Архив сочинений — 2016. Часть II

Манера изложения Чапыгина наполнена экспрессией. Диалоги насыщены эмоциями, говорящим присущи особенности местных наречий, а сам разговор построен по типу выкриков из толпы. Примерно в такой же манере работал Серафимович, опять же в годы установившейся советской власти, будучи до того не настолько склонным возбуждать действующих лиц вседозволенностью. Такая особенность повествования не даёт читателю полезной информации, скорее усложняя восприятие текста. Нужно быть очень внимательным, чтобы разобраться в повествовании, где всё свалено в кучу и помимо бурных речей ничего не происходит, покуда автор не сменит сцену, где продолжит повествование, будто читатель полностью усвоил тот ряд событий, о котором он говорил ранее.

Чапыгин пренебрежительно относится к исторической составляющей романа. В части эпизодов роль главного героя неоправданно завышена, а иные моменты автором упущены. Он хотел показать зарождение революционных настроений в казацкой среде, становление непосредственно Разина, его участие в важных для страны событиях и борьбу с персами, закалившей Степана для дела всей его жизни. Собственно, за манерой изложения Чапыгина главный герой полностью теряется, когда ему следовало бы чаще появляться на страницах произведения.

Получается, что автор старался писать о том, чего читатель нигде узнать не сможет, кроме данной книги. Если же Чапыгину требовалось говорить про общеизвестные факты биографии Разина, то в сюжете это отражалось крайне плохо, словно автор действительно избегал сцен, знакомясь с которыми читатель мог остаться неудовлетворённым.

Тяжело определиться с отношением к казачеству на примере «Разина Степана». У Чапыгина получилось не самое удачное отражение стереотипа, представляющего казаков в виде отчаянных рубак, склонных к авантюрам и лёгкой возбудимости. Их побуждения обосновать не представляется возможным. Как и и желание отдельных представителей ратовать за лучшую жизнь. Чапыгин позволяет себе представить крайний вариант разудалых казаков, побуждая их к выполнению непосредственной обязанности, то есть к охране границ с превентивными бесконтрольными ударами по пограничным государствам, вплоть до агрессии на соседей внутри собственной страны.

Рассказать правдиво о Разине невозможно, учитывая отсутствие чётких свидетельств о нём. Подход Чапыгина к отражению прошлого лишь позволил Алексею облачить восстание в форму крестьянской войны. И с этим приходится соглашаться, ведь всегда и везде случались акты неповиновения самой незащищённой части населения, проистекающие именно от неудовлетворённости из-за действия властей, редко учитывающих интересы далёких от политики людей. Непосредственно, касательно Разина, данное обстоятельство послужило стимулом к усилению бунта казаков, чьи интересы вступили в противоречие с заинтересованностью государства в сохранении спокойствия после многолетней внутренней смуты. Чапыгин, однако, об этом не говорит.

Предъявлять претензии к исторической беллетристике — занятие неблагодарное и абсолютно ненужное. Восприятие произведения зависит сугубо от точки зрения непосредственно самого читателя, ищущего то, что ему нравится в художественных произведениях. Если хочется лучше понять прошлое, то читать стоит всё, чтобы потом придти к собственным выводам.

24.08.2016 ( http://trounin.ru/chapygin25 )

И всё-таки Запад разлагает людей, подстраивая их образ мыслей под себя. Если брать в качестве примера Сергея Кузнецова, то смысловое наполнение его произведений находится в разительном контрасте с творчеством прочих русскоязычных писателей, предпочитающих размышлять подобно советским и жившим во время Российской Империи авторам. Они ставят проблематику понимания себя для общества и общества для себя, не прибегая к призме вроде каких-либо ценностей. Для них важен человек, ибо он человек; а не из-за возможности представить его в виде слепого бревна, чьи умственные способности не вышли из пелёнок, а круг интересов сводится к выполнению заданной природой программы: питайся вкусно, живи для размножения, отстаивай территорию.

Сергей раскрывает суть «Калейдоскопа» словами одного из героев повествования. Возникла идея написать о многом разом, задействовав цепочку событий. Картинка будет постоянно меняться, стоит того пожелать автору. Литературный модернизм? Отнюдь. Читателю предлагается стандартное художественное произведение, только без центрального сюжета и с большим количеством персонажей; предстоит наблюдать за событиями, начиная с конца XIX века и вплоть до первых десятилетий XXI века. Автор взялся пересказать историю, используя для этого людей разных национальностей. Отчасти у него получилось отразить боль и страдания тех, кто прошёл через бурные социальные потрясения.

Почему всё-таки речь зашла о Западе? Кузнецов изрядное количество страниц исписал мыслями о сексе, самим сексом и новой порцией мыслей о сексе. Без подобных включений повествование могло сойти за добротную литературу, автор которой действительно озадачен проблемами человечества. А на деле выходит, что единственно важная проблема — это сексуальная неудовлетворённость. Девственники и нимфоманки, озабоченные обезьяны и подвергающиеся насилию женщины, гомосексуалисты, половые органы и прочее — всё это присутствует на страницах в огромном количестве.

Очень беспокоит Кузнецова гибель Бога, о чём некогда сообщил миру Ницше. Эта мысль настолько волнует Сергея, что значительная часть повествования постоянно сводится к напоминанию о гибели Бога. Видимо, данное обстоятельство побудило Кузнецова к обсуждению нацизма, упоминаемого к месту и не к месту. И будто не так важно, как на самом деле Запад воспринял философию Ницше, морально деградируя, чему наглядным примером служит содержание художественной работы Сергея.

А о чём само произведение? Кузнецов старается говорить преимущественно о человеческих обидах, порождённых самими же людьми. Когда плачет один об утерянном, он не понимает, что приобретённое им было потеряно кем-то другим, значит и тот плачет об утерянном, как будут плакать все предшествующие и все последующие поколения. Человечество старается уничтожить себя, но у него это не получается, вследствие чего люди вынуждены страдать и сетовать на судьбу, вспоминая прекрасное былое, сравнивая с ужасающим настоящим и с опасением вглядываясь в будущее. И пусть жизнь разбита на кусочки из ярких и блёклых осколков, одинаково ранящих, всё равно обратно склеить никогда не получится.

Перед читателем разные судьбы, ворох ошибок и разрушение надежд. Связывать воедино получается лишь в общих чертах, тогда как точки соприкосновения найти нельзя. Кузнецов создал ряд композиций, будто ловко подогнанных друг под друга, хотя ощущается сужение полей зрения и присутствуют пятна, мешающие разобрать детали. Суть вполне ясна, но сообщаемая автором информация ей противоречит. Стоит думать, Сергей хотел рассказать о важном, но не задумался, каким образом нынешнее похоже на прошлое, показав то, что следовало бы скрыть. Не по причине наличия оного, а по причине надуманности. И речь здесь сугубо о том, чего в жизни нет, но есть на экранах и на страницах Запада.