Василий Трахтенберг - Блатная музыка. «Жаргонъ» тюрьмы

88. Паутинурѣзать.

Сорвать часовую цѣпочку.

89. Отправиться омулей ловить.

Потонуть на озерѣ Байкалѣ.

90. Ноги щупать.

Готовиться къ совершенію побѣга изъ каторги.

91. Плыть вдоль каторги.

Отбывать безсрочную каторгу.

92. Пропѣть лахма́нный акаѳистъ.

Простить, скостить какой-нибудь долгъ.

93. Луковка-то — копейка, а сто луковокъ — рубль.

Заключительная фраза очень распространенной въ острожномъ мірѣ присказки (См. «Записки изъ Мертваго Дома» Достоевскаго).

94. Ѣхать на небо тайгою.

Врать безъ конца.

95. Мѣрять стекла.

Выдавливать ихъ, намазывая медомъ или патокою сахарную бумагу.

96. Тащитъ нищаго по́ мосту.

Ныть, пѣть что-либо заунывное.

«Несмотря на то, что строгія тюремныя правила, запрещая „всякаго рода рѣзвости, произношеніе проклятій, божбы, укоровъ другъ другу, своевольства, ссоры, брань, разговоры, хохотъ“ и т. п., преслѣдуютъ, между прочимъ, и пѣсни , онѣ все таки не перестаютъ служить свою легкую и веселую службу. Хотя пѣсенниковъ приказано смотрителямъ „отдѣлять отъ другихъ (не поющихъ) въ особое помѣщеніе (карцеръ), опредѣляя самую умѣренную и меньше другихъ пищу, отъ одного до шести дней включительно на хлѣбъ и на воду“, — все таки отъ этихъ красивыхъ на бумагѣ и слабыхъ на дѣлѣ предписаній пѣсенники не замолчали… Пѣсни сбереглись въ тюрьмахъ даже въ томъ самомъ видѣ и формѣ, что мы, не обинуясь, имѣемъ право назвать ихъ собственно-тюремными, какъ исключительно воспѣвающія положеніе человѣка въ той неволѣ, которая называется „каменнымъ мѣшкомъ“, „каменной тюрьмой“».

Такія слова относительно «острожныхъ» пѣсенъ находимъ мы въ цѣнномъ трудѣ С. В. Максимова, «Сибирь и каторга» (С.-Петербургъ. 1871. I. 371–372. Прибавленія. 1. Тюремныя пѣсни. =Изд. 3-е. СПб. 1900, 139–140).

Тюремныхъ, собственно острожныхъ пѣсенъ скопилось такъ много, что можно было бы изъ нихъ составить цѣлые сборники. Въ Россіи эти произведенія народнаго творчества являются полнѣе и законченнѣе, а въ Сибири случается; что одно цѣльное произведеніе дробится на части и каждая часть является самостоятельною, но при этомъ замаскирована до того, что какъ будто сама по себѣ представляетъ самобытное цѣлое. Бываетъ и такъ, что мотивы одной перенесены въ другую, отчего кажется иногда, что извѣстная пѣсня ещо не приняла округленной и законченной формы, а все ещо складывается, ищетъ подходящихъ образовъ, вполнѣ удовлетворительныхъ. Нѣкоторыя пѣсни людская забывчивость урѣзала и обезличила до того, что онѣ кажутся и бѣдными по содержанію и несовершенными по формѣ. Но въ Сибири уцѣлѣли и такія, которыя или забыты въ Россіи, или ушли въ составъ другихъ пѣсенъ, и наоборотъ.

Тюремныя пѣсни дѣлятся на старинныя и новѣйшія. Старинныя почти уже совершенно исчезли, настойчиво вытѣсняясь дѣланными, искуственными. Перевѣсъ борьбы и побѣды — на сторонѣ послѣднихъ.

«Чѣмъ пѣсня старше, древнѣе, тѣмъ она свѣжѣе и образнѣе; чѣмъ ближе къ намъ ея происхожденіе, тѣмъ содержаніе ея скуднѣе и форма не представляетъ возможности желать худшей. Лучшія тюремныя пѣсни выходятъ изъ цикла пѣсенъ разбойничьихъ. Сродство и соотношеніе съ ними на столько же сильно и неразрывно, насколько и самая судьба пѣсеннаго героя тѣсно связана съ „каменной тюрьмой — съ наказаньецомъ“».

«Насколько древни похожденія удалыхъ добрыхъ молодцевъ повольниковъ, ушкуйниковъ, воровъ-разбойничковъ, настолько же стародавни и складныя сказанія объ ихъ похожденіяхъ, которыя, въ свою очередь, отзываются такою же стариною, какъ и первоначальная исторія славной Волги, добытой руками этихъ гулящихъ людей и ими же воспѣтой и прославленной. Жизнь широкая и вольная, преисполненная всякаго рода борьбы и безчисленныхъ тревогъ, вызвала народное творчество въ томъ поэтическомъ родѣ, подобнаго которому нѣтъ уже ни у одного изъ другихъ племенъ, населяющихъ землю» [3] Это утвержденіе я позволяю себѣ считать нѣсколько рискованнымъ; для него нѣтъ въ нашемъ распоряженіи достаточныхъ данныхъ. Б. .

«Отдѣлъ разбойничьихъ пѣсенъ про удалую жизнь и преслѣдованія — одинъ изъ самыхъ поэтическихъ и свѣжихъ. Тамъ, гдѣ кончаются вольныя похожденія и запѣваетъ пѣсня о неволѣ и возмездіи за удалые, но незаконные походы, начинается отдѣлъ пѣсенъ, принятыхъ въ тюрьмахъ, въ нихъ взлелѣянныхъ, украшенныхъ и облюбованныхъ, — словомъ, отдѣлъ пѣсенъ, принятыхъ въ тюрьмахъ. Оттого онѣ и стали таковыми, что въ тюрьмѣ кончаются послѣдніе вздохи героевъ и сидятъ подпѣвалы и запѣвалы, рядовые пѣсенники-хористы и сами голосистые составители или авторы пѣсенъ» [4] С. Максимовъ. Сибирь и каторга. СПб. 1871.I.372–373. =3-е изд. 1900, 140. .

Вотъ нѣсколько старинныхъ острожныхъ пѣсенъ [5] Эти пѣсни (за исключеніемъ VI, VII и IX) имѣются тоже въ сочиненіи С. В. Максимова «Сибирь и каторга». Такъ «Милосердная» по 1-му изд. I. 29 = по 3-му стр. 3; «Острожныя» №№ 1–5 по 1-му изд. I. 385–389=по 3-му изд. 144–146, № 8 по 1-му изд. I. 391–392=по 3-му изд. 146, №№ 10–17 по 1-му изд. I. 392–396, 398–401=по 3-му изд. 146–149. В. Ф. Трахтенбергъ приводитъ только тѣ пѣсни, которыя ему самому удалось слышать изъ устъ острожниковъ и заключенныхъ. Поэтому нѣкоторыя пѣсни напечатаны здѣсь съ незначительными измѣненіями противъ текста, сообщаемаго Максимовымъ. Б. .