Александр Дюма - Большой кулинарный словарь

Я вышел на улицу. О моем приезде уже знали, и эта новость произвела впечатление в городе.

Вопреки всем привычкам хозяев гостиниц в Бретани или Нормандии, г-н Бросье принялся искать для нас сидр и пиво. Нашлось и то и другое: сидр был отвратительный, пиво неплохое. Я до сих пор спрашиваю себя, как это во всех портах Бретани не могут через Бордо получать приличное вино. Совершенно неслыханно, что от Сен-Моло до Пембефа любая распечатанная бутылка вина годится лишь на то, чтобы выбросить ее в море.

Наконец я получил ответ от господина Корбьера. Он нашел нам жилье в 25 шагах от порта.

На следующий же день мы наняли экипаж и пустились в путь. Дорога от Морле до Роскоффа идет словно по застывшим волнам: подъемы непрерывно чередуются со спусками; эти подъемы и спуски довольно круты, так что на подъемах приходится идти пешком, а на спусках — надевать сабо. Пейзаж красив, если не особенно придираться: утесники, мастичные деревья, вереск и временами огромные растрепанные вязы, которые терзает ветер и стволы которых перекручены в безнадежных попытках подняться.

Наконец становятся видны три колокольни Сен-Поля, и почти одновременно справа появляется море.

Одна из трех колоколен, у коллежа, — настоящее чудо: на середине ее высоты есть расширение, созданное с тонкостью китайской безделушки.

От Сен-Поля до Роскоффа дорога ровная, как бильярдный стол, хотя ближе к Рос-кофу есть уклон.

Вся равнина между Роскоффом и Сен-Полем засажена артишоками и луком, которых хватает для вековой торговли между Роскоффом и Англией.

Наконец вы въезжаете в Роскофф через некое подобие леса. Это собственность местного мэра, в саду которого растет феноменальная смоковница: в ее тени могут поместиться 50 человек, а ветви ее поддерживают 50 гранитных столбов.

Поскольку мы не знали, где находится жилье, снятое для нас господином Корбьером, мы заехали к нему домой.

Он был у себя и выбежал на порог. В свои 74 года господин Корбьер по сравнению со мной выглядел молодым человеком. Он узнал меня сразу — чего я не могу сказать о себе. Он не хотел ни садиться в экипаж, ни позволить нам выйти из него и проводил нас пешком, походкой двадцатипятилетнего юноши.

Наконец мы прибыли к мэру Мироне, который был булочником и жил на безымянной улице. На самом деле в этом местечке было всего две улицы, одна из них называлась Жемчужной, и мы не видели необходимости искать название для другой.

Мы были всего в тридцати шагах от моря. Но между нами и морем был как бы занавес, которым служил сад, столь же густой, как смоковница. Поэтому мы видели лишь маленький кусочек моря размером с детское зеркальце.

Г-н Мироне согласился сдать нам пять комнат и кухню за 150 франков в месяц. Комнаты не были красивыми, скорее они были неприятными — ни одна из них не выходила на море. Но нам, в конце концов, настолько надоело искать и ничего не находить, что я вытащил из кармана семь с половиной луидоров, с облегчением вздохнул и воскликнул: «Выгружайте вещи!»

С нами была кухарка по имени Мария. Она досталась мне от Вализи три месяца назад для поездки в Мезон-Лаффит. Ей, похоже, очень нравилось у нас. Она так дружески привязалась к нам, как она говорила, что не мыслила своего существования без нас.

При виде Роскоффа ее пыл очень быстро пропал. Едва мы приехали туда, как она в унынии упала в кресло и произнесла:

— Я предупреждаю господина, что здесь он не найдет совершенно никакой еды.

— Да нет же, Мария, это не так.

— Вот увидите!

— А как же местные жители?

— Не знаю.

— Ладно, Мария, будем действовать, как они. И вообще, с голода мы не умрем — мы же в доме булочника.

По завершении этого короткого диалога с Марией у меня в душе поселилось некоторое беспокойство.

Я навел справки. Корбьер назвал мне трех лучших местных рыбаков, а также сообщил, что базарные дни бывают в Сен-Поле дважды в неделю и что если моя кухарка захочет воспользоваться его экипажем, ездившим два раза в неделю за продуктами, то этот экипаж в полном распоряжении мадемуазель Марии, а его собственная кухарка отвезет ее во все те места, где сама покупает провизию.

Все эти предложения Мария приняла весьма холодно, и, когда в 5 часов я спросил ее: «Ну что, Мария, будем обедать?» — она невозмутимо ответила: «Не знаю, месье».

— Однако, мне кажется, кому как не вам знать об этом.

— Ах, месье, — возразила она, качая головой, — это место, где мы долго не останемся.

— Может, вы, Мария, и не останетесь, а я наверняка здесь поживу.

После этого разговора я попросил кого-нибудь побрить меня. Появился человек: у него было одно из тех добродушных лиц, на которых словно написано, что он хочет произвести на вас благотворное впечатление.

— Как вас зовут, мой добрый друг? — спросил я.

— Робино, к вашим услугам, мой господин, — отвечал он, доставая из кармана бритвы.

— Мой добрый друг Робино, сегодня есть кое-что более неотложное для меня, чем бритье.

— Однако вам оно требуется, месье.

— Совершенно верно, оно мне требуется уже четыре дня. Но растущая борода шепнула мне на ухо, что может подождать еще день, а на другое ухо желудок шепнул мне, что он не может ждать вовсе. Друг мой Робино, отдаю свою жизнь и жизнь троих моих спутников в ваши руки: ради Бога, дайте нам возможность пообедать! Через четверть часа Робино вернулся с рыбой, весившей 6 или 8 ливров, шестью артишоками, куском жареной телятины и волованом.

— Видите, Мария, — сказал я кухарке, — а ведь пословица «Помогай себе сам, а Бог тебе поможет» — не ложь! Помогайте нам, накрывая на стол, а кухню я беру на себя.

Рыба оказалась великолепной пикшей. Я спросил у Робино ее цену, а он ответил мне, пожимая плечами:

— Ах, месье, не стоит говорить об этом, посчитаем вместе с остальным.

Я настаивал относительно рыбы и артишоков: 6 артишоков размером с детскую голову вместе обошлись в 4 су, а рыба стоила 20 су, волован был даром господина Корбьера, а кусок телятины прислал неизвестный благодетель. В результате, испытав поначалу опасения умереть с голоду, мы оказались в довольно затруднительном положении: нам предстояло питаться за счет коммуны Роскоффа.

После обеда все отправились на прогулку к морю.

Я остался один, рассчитывая на визит господина Корбьера. К 8 часам он явился. Как я уже сказал, между моим жильем и морем был сад, потом еще один дом и снова сад. Господин Корбьер от имени господина Баго, владельца этого второго сада, столь же красивого, зеленого и полного цветов, как и первый, предложил мне этот сад, чтобы проводить в нем часы отдыха и даже работы.