Александр Дюма - Большой кулинарный словарь

Я согласился, пообещав завтра же нанести визит этому достойному человеку, отдававшему таким образом в мое распоряжение свою тень, свое солнце и свои цветы.

Но Корбьер сказал мне, что для упрощения жизни моей и г-на Баво лучше мне пойти прямо в его сад. Там господин Баво присоединится ко мне, в доме его идет ремонт и там все вверх ногами.

Я пообещал исполнить данные мне инструкции.

На следующее утро, выйдя из спальни в маленький рабочий кабинет, я нашел там ожидавшую меня Марию.

— Господи, месье, что мы будем делать со всем этим?

— С чем именно?

— Да со всем, что вам принесли. Посмотрите в кухне, это как будто рыбный базар.

Я спустился в кухню и в самом деле нашел там двух макрелей, небольшую камбалу, омара и ската размерами с зонтик.

— А что сказали люди, которые принесли все это?

— Все сказали одно и то же, месье. Они словно сговорились. По их словам, вчера они узнали, как вы чуть не умерли с голоду, и поскольку они не хотят, чтобы подобное несчастье произошло с вами в Роскоффе, то каждый принес вам то, что сумел раздобыть.

— На сегодня вы приготовите ската в темном масляном соусе, а камбалу-соль — с пряными травами. Но завтра вы ничего не будете брать, не узнав имени приславшего человека.

— Но, месье, а если этот человек не желает сообщать свое имя?

— Вы откажетесь взять что бы то ни было.

Мария собралась приготовить нам завтрак.

В это время перед дверью остановилась двуколка господина Корбьера, в которой сидела его кухарка, отправлявшаяся в Сен-Поль за продуктами.

Мария отказалась ехать с ней, заявляя, что у нас хватит еды на неделю. В результате я попросил кухарку Корбьера купить для нас все к хорошему супу потофё и пару цыплят.

Между девятью и десятью часами явился Корбьер и открыл мне все секреты доставленных продуктов.

Скат был от моего верного Робино, омар — от господина Друе, французского скульптора, проводившего лето в Роскоффе, камбала — от художника по фамилии Буке, который шесть летних месяцев жил в Роскоффе, а шесть зимних — в Париже; обе макрели были подарены комиссаром морского флота. Я сразу же написал каждому из них и велел отнести им мои письма.

До 5 часов вечера все нанесли мне визиты, и я познакомился с моими поставщиками. Все они, независимо от занимаемого положения, начиная с моего цирюльника Робино и кончая комиссаром флота, оказались заядлыми рыбаками. Самая лучшая рыбалка бывала у них в часы большого прилива, поэтому рыба была в изобилии.

Днем я отправился посидеть в саду моего соседа. Чтобы всем была понятна диспозиция, скажу, что его дом стоял фасадом к морю и был построен на той стороне улицы, которая была дальше от моря, но со стороны фасада шла лишь небольшая решетка, а за ней — полный цветов сад, благоухающий резедой, где хозяин приглашал меня проводить мои ленивые минуты.

Едва я устроился, как пришел он сам с бутылкой хереса и рюмками на подносе. Так что мы познакомились с рюмками в руках — великолепный способ знакомства! — и мы чокнулись за наше доброе здравие.

Да сохранит Господь этому прекрасному человеку его натуру — одну из самых лучших, самых искренних, самых замечательных натур, какие я когда-либо знал! Он всегда старался оказать вам услугу, угостить вас каким-нибудь фруктом и при этом был так добр, искренен, наивен, что вам всегда нужно было принять от него и услугу, и фрукт — все, и большое и малое, что бы он вам ни предлагал.

В этом саду я проводил часть моего дня, я еще серьезно не принялся за работу и пользовался оставшимся отдыхом, чтобы с удовольствием понаблюдать за окружающим меня миром.

В округе стало известно, что я приходил в сад около четырех часов. К этому времени появлялись во множестве посетители, и у нас организовался кружок. Вид на море лучше всего годится для того, чтобы все люди почувствовали себя непринужденно. Необозримость моря способствует такой широте мыслей, что никому никогда не приходило в голову прерывать мечтания человека, который погружен в них на берегу океана.

Мы оставались в этом саду до заката солнца, после чего возвращались ко мне домой. Почти всегда Друе просил приносить туда свой обед, и это продолжалось до тех пор, пока его брат не приехал из Кохинхина: тогда мы организовали с ними общий стол.

При всем изобилии рыбы, нам не хватало почти всего остального. Артишоки были жесткими, как пушечные ядра, стручки фасоли — водянистыми, свежее сливочное масло полностью отсутствовало — таковы были те странные детали, на которые следовало опираться при написании кулинарной книги.

При этом я работал не меньше чем, если бы меня окружало самое изысканное изобилие.

Все это можно было бы терпеть, не будь у нас перед глазами нахмуренного лица нашей кухарки, которая сердилась из-за того, что мы нашли способ жить и чем-то питаться там, где она надеялась увидеть нас умирающими от голода. Наконец однажды она взорвалась, обругала всех и потребовала расчет. Через день она уехала в Париж, и я прошу вас об одном: никогда не есть ее стряпню.

Заметили ли вы, дорогой друг, что каждый раз, когда мы в чем-то идем навстречу человеку из низшего сословия, за нашу доброту нам всегда приходится так или иначе расплачиваться?

Вот перед нами девушка, которой было хорошо в Мэзон-Лаффите, где она жила, как хозяйка дома. Мы заговорили о путешествии на край Франции — заискивая, она заставила нас поверить, будто настолько привязана к нам, что не может нас покинуть.

Мы всегда поддаемся словам тех, кто твердит, как любит нас, и даже словам подобных наемных работников, которые не любят никого.

Мы поверили этой женщине: я два месяца продержал ее в Париже, где она ничего не делала. Я платил ей жалованье, когда она не работала; потом я повез ее с нами. Спустя две недели, надеясь поставить меня в затруднительное положение, она потребовала расчет.

На следующее утро после ее отъезда у меня оказалось четыре кухарки вместо одной. В этой стране, где на самом деле ничего нельзя было найти, но добрая воля возмещала все. Мы каждый день обедали то у одного, то у другого, и сердечное веселье напоминало бы мне дни моей юности, если бы хоть что-то могло их напомнить.

Тут я и увидел, на что способны дружеская поддержка и доброжелательность.

В этой местности, где ощущался недостаток во всем, казалось, сошлись самые изысканные продукты: цыплята, откормленные зерном, свежее масло, самые лучшие персики, фиги, подобные марсельским и неаполитанским. По-моему, мы однажды ели пулярку из Манса и паштет из Шартра.