Константин Душенко - Мастера афоризма. Мудрость и остроумие от Возрождения до наших дней

Не будем смешивать театр с церковию, ибо труднее балаган сделать церковию, чем церковь превратить в балаган.

Нет ничего бесцельнее, как судить или лечить трупы: их велено только закапывать.

Обряд – религиозный пепел: он охраняет остаток религиозного жара от внешнего холода жизни.

Обряды – ячейки сота, которые каждый облеплял своими чувствами.

Одни говорят, чтобы скрыть, что они думают, другие – чтобы скрыть, что они ничего не думают.

Он глуп оттого, что так красив, и не был бы так красив, если бы был менее глуп.

Она в каждом мужчине ищет мужа, потому что в муже не нашла мужчины.

Откровенность – вовсе не доверчивость, а только дурная привычка размышлять вслух.

Петр I готов был для предупреждения беспорядка расстроить всякий порядок.

Писатели, как родители, любят наделять свои детища свойствами, которых лишены сами. Оттого герои у Мопассана всегда глупы, а у Толстого – умны.

Повесе, чтобы соблазнить женщину, нужно больше тонкого понимания людей, чем Бисмарку, чтобы одурачить Европу.

Под здравым смыслом всякий разумеет только свой собственный.

Под свободой совести обыкновенно разумеется свобода от совести.

Под сильными страстями часто скрывается только слабая воля.

Почему от священнослужителя требуют благочестия, когда врачу не вменяется в обязанность, леча других, самому быть здоровым?

Прежде в женщине видели живой источник счастья, для которого забывали физическое наслаждение, ныне видят в ней физиологический прибор для физического наслаждения, ради которого пренебрегают счастьем.

Прежде дорожили лицом и скрывали тело, ныне ценят тело и равнодушны к лицу. Прежде инстинкт, как холоп, грубил и бунтовал, но и подвергался бичу, ныне он эмансипировался и пользуется уважением, как природный государь жизни.

Пролог ХХ века – пороховой завод. Эпилог – барак Красного Креста.

Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.

Прямой путь – кратчайшее расстояние между двумя неприятностями.

Разборчивый почерк – первое правило вежливости.

Разница между духовенством и другими русскими сословиями: здесь много пьяниц, там мало трезвых.

Римские императоры обезумели от самодержавия; отчего императору Павлу от него не одуреть?

Робкий, но не трусливый.

Романист, изображая чужие души, рисует свою; психолог, наблюдая свою душу, думает, что он изучает чужие.

Русский простолюдин – православный – отбывает свою веру как церковную повинность, наложенную на него для спасения чьей-то души, только не его собственной, которую спасать он не научился, да и не желает. Как ни молись, а все чертям достанется. Это все его богословие.

Русский ум ярче всего сказывается в глупостях.

Русское духовенство всегда учило паству свою не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями.

Самый злой насмешник – кто осмеивает собственные увлечения.

Самый непобедимый человек – это тот, кому не страшно быть глупым.

Сидят на штыках, покрыв их газетой.

Сколько времени нужно людям, чтобы понять прожитое ими столетие? Три столетия. Когда человечество поймет смысл своей жизни? Через 3 тысячи лет после своей смерти.

Славянофильство – история двух-трех гостиных в Москве и двух-трех дел в московской полиции.

Смеяться значит прощать.

Смотря на них, как они веруют в Бога, так и хочется уверовать в черта.

Спорт становится любимым предметом размышления и скоро станет единственным методом мышления.

Среднему статистическому пошлому человеку не нужна, даже тяжела религия. Она нужна только очень маленьким и очень большим людям: первых она поднимает, а вторых поддерживает на высоте. Средние пошлые люди не нуждаются ни в подъеме, потому что им лень подниматься, ни в опоре, потому что им некуда падать.

Старики не родятся, а только умирают и, однако, все не переводятся.

Схоластика – точильный камень научного мышления: на нем камни не режут, но об камень вострят.

Счастье не действительность, а только воспоминание: счастливыми кажутся нам наши минувшие годы, когда мы могли жить лучше, чем жилось, и жилось лучше, чем живется в минуту воспоминаний.

Тайна искусства писать – уметь быть первым читателем своего сочинения.

Театральные слезы отучают от житейских.

Торжество исторической критики – из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чем они умалчивали.

У артистов от постоянного прикосновения к искусству притупляется эстетическое чувство, заменяясь эстетическим глазомером.

У них мысль не ведет за собой слов, а с трудом догоняет их.

Ум гибнет от противоречий, а сердце ими питается. Можно ненавидеть человека, как подлеца, а можно умереть за него, как за ближнего.

Ум ценится дорого, когда дешевеет сила.

Ученые диссертации, имеющие двух оппонентов и ни одного читателя.

Ученые издатели – половые науки, которые не варят и не кушают, а только подают кушанье.

Фанатизм во имя порядка готов внести анархию.

Христы редко являются, как кометы, но Иуды не переводятся, как комары.

Цари – те же актеры с тем отличием, что в театре мещане и разночинцы играют царей, а во дворцах цари – мещан и разночинцев.

Цыгане известности – они известны только за границей, потому что у них нет отечества.

Человек работал умно, работал и вдруг почувствовал, что стал глупее своей работы.

Человек, пользуясь разумом, умеет поступать неразумно вопреки инстинкту.

Чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь.

Чтобы быть ясным, оратор должен быть откровенным.

Чтобы защитить отечество от врагов, Петр опустошил его больше всякого врага.