Митин журнал

Потом он признался Маруся, что в такие мгновения думает: "Я могу сделать все, что хочу. Могу въехать в тот столб, или вон в ту стену, или вон в ту машину. Жизнь сидящих в машине в моих руках, и даже жизнь вон тех, которые едут нам навстречу." Но он считал, что всегда еще успеет это сделать, а пока можно и от живых получать какое-то удовольствие.

Когда Галя прилетела в Париж, то ее сразу же поразили гигантские размеры аэропорта. Там были огромные пространства, блестящие стекла и самооткрывающиеся двери. Дорожки двигались тоже сами по себе, а вдоль них были развешаны стеклянные шары, внутрь которых была вставлена реклама. Они с Юлей прошли паспортный контроль, там французский пограничник, внимательно прочитав содержание заполненного ею бланка, шлепнул ей в паспорт печать. Потом они съехали вниз по эскалатору в огромной стеклянной кишке, прошли через самораздвигающиеся двери. Галя закурила и села в кресло рядом с блестящей пепельницей. Юля сидела рядом и рассматривала людей, сновавших мимо: было много негров, все тащили огромные чемоданы и коробки.

Галя вспомнила, как впервые познакомилась с Пьером. Это было в Ленинграде, на дне рождения у галиных знакомых. Хозяин дома представил Гале Пьера как профессора славистики из Парижа. На первый взгляд, Пьер действительно чем-то отдаленно напоминал профессора: бородка клинышком, некоторая небрежность в одежде... Конечно, уже в возрасте, но зато он был французом, и у него было два дома, один под Парижем, а другой в Нормандии... Галя воспитывалась без отца, жила с матерью в деревне в Ленинградской области, ей в жизни приходилось нелегко, она вышла замуж, переехала в Ленинград, потом одна воспитывала дочку, так как ее бывший муж скрылся в неизвестном направлении вскоре после рождения ребенка.

Она вспомнила, как, еще совсем маленькая, смотрела по телевизору фильм "Все остается людям", и там был такой же профессор с бородкой. Сюжета, правда, она точно не помнила, но, кажется, в конце этот профессор умер, и все оставил людям. Так и она в душе надеялась, что Пьер тоже умрет - ну может быть, не скоро, такого у нее и в мыслях не было, но когда-нибудь все должны умереть, а к тому же он гораздо старше, чем она - и оставит свои два домика: один в Буа-Коломб, а второй - в Нормандии -- ей с дочкой. Так что хотя бы ее дочка будет жить в собственном доме в Париже. С настоящими учеными Гале никогда не приходилось встречаться, но она слышала, что у них бывают странности, они часто рассеянны, одеваются небрежно, но очень добрые. В общем, Галя в Пьера влюбилась.

Галя издали заметила Пьера, он показался ей настолько отвратительным, что она тут же захотела уехать обратно, но это было невозможно, и она, через силу улыбнувшись ему, поцеловала его в дряблую щеку. Пьер дал Гале и Юле по банану и налил им виноградного сока из пластмассовой бутылки. Он был очень рад, что они приехали и рассчитывал сразу же, как только войдет в дом, потащить Галю в постель.

Потом они долго ехали на машине из аэропорта домой, мимо огромной бутылки Кока-Колы, которая поворачивалась во все стороны, мимо транспаранта с укрепленной на нем моделью автомобиля, сделанной очень естественно и правдоподобно. Было еще очень много огромных рекламных плакатов, на которых рекламировались женские трусы и бюстгальтеры, печенье, телевизоры и все, что угодно, и были плакаты, изображавшие отдельно мужчину, женщину, юношу, девушку и даже мальчика и девочку, обращавшихся к прохожим с вопросом: "Si je suis seropositif, tu joues avec moi?" Плакаты должны были способствовать тому, чтобы люди по-человечески относились к своим собратьям, заболевшим СПИДом, это Галя узнала позже, потому что серопозитивность - тест на СПИД - в России был неизвестен или же назывался как-то по-другому, а во Франции СПИД принял уже такие масштабы, что просто необходимо стало развешивать везде плакаты. Пьер радостно хихикал и все время тыкал пальцами в разные стороны:

-- Смотри! Смотри!

Особенно его привлекали рекламы женских трусов, лифчиков и т.д., то есть все, на которых были обнаженные женские задницы и груди.

Наконец, они подъехали к трехэтажному дому, вокруг которого густо разрослись деревья. Во дворе Галя увидела два кресла, на одном обивка была полностью ободрана, у другого не было ножки. Рядом лежала старая кровать, и валялись в беспорядке какие-то сумки и чемоданы. Они вошли в дом, и Пьер проводил Галю в комнату. Она открыла окно и выглянула вниз. Светило солнце, в зеленом дереве под окном издавали звуки какие-то птицы, а у нее над окном, как раз под самой крышей, ворковали голуби. "Недаром этот пригород называется Буа Коломб - подруга сказала мне, что это переводится как "Лес голубей"," -- подумала Галя, и ее охватила радость, что она наконец-то в Париже. Потом она пошла осматривать дом, и ее радость все возрастала - дом был большой, трехэтажный, с подвалом и небольшим садиком у заднего выхода. Правда, запущенный и заполненный всяким хламом, но уж ремонт-то сделать всегда можно.

Пьер поспешил показать Гале комнату, приготовленную для нее - там он установил шкаф, кресло, стол, диван и зеркало, а в соседней комнате должна была жить Юля - там тоже стояла кровать, стол и кресло. Все это Пьер нашел на улице, включая простыни и покрывала, которыми были застелены кровати. Галя, радостная, стала разбирать вещи, а Пьер отправился готовить угощение. Особенного угощения Пьер, правда, не приготовил, потому что у него не было денег, он купил только бутылку вина, колбасы и дешевый камамбер. Они поели, а потом Галя сказала, что устала с дороги и хочет отдохнуть. Это сразу вызвало недоумение Пьера и разозлило его. Он думал, что в благодарность за все и за еду Галя сразу же отправится с ним в постель, которую он уже давно приготовил и застелил чистыми простынями, а в комнате даже поставил обогреватель, чтобы там было тепло, но он сдержался, а Галя ничего не заметила.

****

Марусе мешал почувствовать полную гармонию с миром какой-то небольшой надлом или перекос в ее сознании, сама она этого до конца не осознавала, а просто чувствовала - яркий солнечный день, солнце, но почему-то слишком зеленая трава, и ветер гонит ее какими-то волнами, и во всем этом есть беспокойство, мешающее ей испытать радость покоя.

Страшно проснуться под утро, в самый пустой и тоскливый час, около четырех часов, именно в это время, наверное, везде бродит нечистая сила, и петух еще не пропел, и тут вот только не думать, не думать, не думать о смерти, о страданиях, а знать, как в детстве, что можно жить еще долго-долго, так сладко погружаясь в бессмысленную радость животного существования - есть, пить, спать, и не думать, не думать, не думать. Чем меньше думаешь, тем моложе выглядишь - и так и нужно - играть в этакую молоденькую жизнерадостную идиотку, доверчиво удивляясь всему и периодически разражаясь радостным хихиканьем, как это делала мамаша Трофимовой, жена известного поэта-юмориста, она все время была очень молодая, красивая, какое-то время казалась даже моложе своей дочки, а потом вдруг внезапно Маруся встретила ее на Литейном, и даже не узнала - так она растолстела, поседела, во рту появились золотые зубы, но манера говорить осталась та же - идиотски-сюсюкающая, как будто говорит маленькая девочка.