Алекс Крутов - Несравненно больше

Желая оградить нас от дурного влияния старших мальчиков и помочь хоть ненадолго вырваться из детского дома, Милана Николаевна сумела подарить нам самый чудесный год в нашей жизни. Когда нам было по 9 лет, она добилась того, чтобы руководство детдома выделило средства и отправило нас в санаторий на целый год. Он находился в Сестрорецке, в курортном районе, за 40 километров от Ленинграда. Бетонные здания санатория располагались в парковом пространстве, самом большом из тех, что нам доводилось видеть. Милана Николаевна и Ирина Гавриловна отправились вместе с нами в санаторий на целый год. Они дежурили по очереди: одну неделю с нами проводила Ирина Гавриловна, совмещая роли воспитателя и учителя, а на следующей ее сменяла Милана Николаевна.

Милана Николаевна и Ирина Гавриловна стремились доказать руководству детского дома, что такой эксперимент принесет большую пользу нашему здоровью. Мы проходили физиотерапию, нам делали массаж, мы принимали ванны с ромашкой и эвкалиптом. С нами были няни, которые менялись каждые 24 часа. Мы играли на песочном пляже, отправлялись в лес на прогулки. Милана Николаевна ходила с нами за ягодами и учила печь пироги. Для нас, 9-летних детей, это было замечательное времяпровождение. Это время было самым счастливым в моей жизни. Единственным омрачающим моментом был сон-час. Мы уже не были малышами, но нас заставляли отдыхать днем, что я очень не любил.

Первое время у нас в санатории был телевизор. Иногда мы смотрели интересные передачи, а потом шли в лес, строили шалаши из веток и представляли себя героями этих передач. Таких импровизированных сюжетно-ролевых игр в детском доме никогда не было.

Каждый вечер мы старались не пропустить детскую передачу «Спокойной ночи, малыши!». Это была первая доступная нам телепрограмма для детей, и мы обожали ее.

Тогда я и не осознавал, что счастливое время с нашей любимой воспитательницей и ее семьей, и год, проведенный в санатории, – только затишье перед бурей. Меня ожидало изменение всех обстоятельств моей жизни, и этим переменам суждено было стать трагическими. Этот прекрасный год только отсрочил и предварил худшие времена моей маленькой жизни.

Имя «Милана» означает «добрая, милая, нежная». Такой и была наша воспитательница. Время, которое мы проводили в обществе Миланы Николаевны, как день и ночь отличалось от общения с другим воспитателем. Мы всегда считали дни до ее возвращения.

Все дети, кроме меня, называли ее мамой. Я любил ее, но никого прежде мне не приходилось называть мамой. Я наделял это слово огромным значением и представлял свою маму. Милана не была моей мамой, но я все же любил ее, поэтому называл особенными ласковыми словами, которыми не называл более никого: «мусик» или «мима».

Сразу за территорией нашего санатория стоял пивной ларек. Отдыхающие и жители города часто ходили с пляжа через парк санатория к этому ларьку. Однажды, когда мы играли в парке, на дорожке показались мужчина и женщина. Звали их Николай и Лариса Протурновы. Они внимательно рассматривали детей, и потом заговорили со мной и девочкой из нашей группы, которую звали Маша. Они расспросили, кто мы такие и что здесь делаем. Сразу после нашего разговора они направились в здание санатория и сказали Милане Николаевне, что хотят усыновить нас обоих.

Николаю было ближе к сорока, он работал на телефонной станции. Ларисе было около 35 лет, она работала на почте.

В то время случаи усыновления были крайне редки. Мы никогда не разговаривали об этом и, по сути, не знали, что такое бывает. Нашу воспитательницу тронуло их желание усыновить детей. Она расспросила их об их собственных детях, о том, как давно они женаты, и выяснила, что они бездетные. Ее смутил тот факт, что они хотят усыновить сразу двух детей, причем, совершенно разных по характеру.

Маше было 10 лет, поэтому от нее требовалось письменное согласие на удочерение. Мне было всего 9, поэтому мое согласие было не обязательным. Милана Николаевна объяснила Николаю и Ларисе, что усыновление детей 9 и 10 лет – не то же самое, что усыновление младенцев, и что нам потребуется длительный процесс адаптации. Но пара сразу начала оформлять документы на усыновление.

Этот процесс занял всего несколько месяцев. В это время пара получила разрешение брать нас с Машей к себе на выходные. Их дом находился в пяти минутах ходьбы от санатория.

Вначале все было замечательно. Нам нравилось дома у Николая и Ларисы. Маша дала письменное согласие, и я был очень рад возможности обрести папу и маму. Вскоре все процедуры были завершены, и я официально стал сыном Протурновых еще до того, как мне исполнилось 10. Правда, в последнюю минуту они передумали и решили взять только меня. Причина такого решения мне не известна. Итак, прямо из санатория я попал в семью и дом, которые должны были стать моими.

Поскольку мне не было 10 лет, решение суда для усыновления было необязательным. Николай и Лариса предложили мне изменить имя. Я отказался, поскольку имя было единственным, что хоть как-то определяло мою индивидуальность. Однако я согласился сменить фамилию и отчество, и по новым документам стал Александром Николаевичем Протурновым. Мои новые родители поменяли и мое свидетельство о рождении. Мне нужно было ходить в школу, и поскольку по возрасту я должен был идти в 4 класс, но моих знаний было недостаточно, меня записали в 3-й вместе с детьми, которые были на год младше меня. Мне объяснили, что другого выхода не было.

Впервые мне предстояло учиться в общеобразовательной школе, которая очень отличалась от той, что была при детском доме. Квартира Николая и Ларисы находилась в большом двухэтажном доме на четыре семьи. В квартире было всего две комнаты. Одна комната служила кухней и столовой одновременно, а теперь стала и моей спальней. Вторая комната с раскладным диваном была спальней моих родителей. Комнаты разделялись тканевой занавеской, висевшей на веревке, но она не обеспечивала звукоизоляции, поэтому мне приходилось слышать все, что происходит в спальне между мужем и женой. Мне хотелось убежать, но поскольку бежать было некуда, я затыкал уши пальцами, чтобы не слышать их.

В доме не было водопровода, и мы носили воду из колодца. Туалет был на улице, а мылись мы раз в неделю в общественной бане. Для обогрева помещения у нас была только домашняя печка, для которой нам приходилось колоть дрова. В доме было электричество, но для приготовления еды мы пользовались газовыми баллонами, которые покупались отдельно и устанавливались на кухне. Во многих отношениях условия проживания были не лучше, чем в детском доме, вдобавок теперь я должен был помогать брать воду из колодца и колоть дрова.